– Иногда мне думается, что я мёртв, – сказал он. Ворон тут же насмешливо зашипел. – Да-да, и я забываю разные вещи. Бывает, солнце светит мне в глаза, а я его не замечаю. А как-то раз сидели мы с одним стариканом и пытались вспомнить вкус фисташковых орехов, и ни один из нас не вспомнил.
– Я тебе принесу немного, – пообещал Ворон. – Около Тремонта есть кондитерская, где их продают. Там, кстати, заодно и место встречи букмекеров.
– Это было бы славно, – сказал мистер Ребек. Он обернулся и взглянул на витраж с ангелом. – Теперь они меня проще принимают, – заметил он, стоя спиной к Ворону. – Бывало, они меня даже пугались. А теперь мы сидим и разговариваем, играем в разные игры, и я всё думаю: «Возможно, теперь, возможно, на этот раз, возможно, в самом деле». Затем я их спрашиваю, и они отвечают, что нет.
– Они должны знать, – сказал Ворон.
– Да, – согласился мистер Ребек и снова обернулся. – Но если жизнь – это единственное различие между живым и мёртвым, не думаю, что я – живой. В самом деле – нет.
– Ты – живой, – сказал Ворон, – ты прячешься за надгробьями, но жизнь тебя преследует. Ты убежал от неё девятнадцать лет назад, а она несётся за тобой, как гончая, – он хихикнул. – Жизнь должна тебя здорово любить.
– А я не хочу, чтобы меня любили! – воскликнул мистер Ребек. – Для меня это – обуза.
– Ну что же, это твое дело, – заметил Ворон, – а у меня и своих забот хватает, – его чёрные крылья забили в воздухе. – Пора бы мне двигаться, давай-ка прихвачу пакеты и мусор.
Мистер Ребек скрылся в мавзолее и вышел оттуда несколько мгновений спустя с пустыми бумажными пакетами и баночкой из-под молока. Ворон взял пакеты в когти и кивнул в сторону баночки. – Это я заберу позднее. Возьми её пока, а мне пора возвращаться домой, – он взвился в воздух и медленно поплыл прочь над Сентрал-авеню.
– Пока! – крикнул ему вслед мистер Ребек.
– До скорого! – каркнул Ворон и пропал за гигантским вязом. Мистер Ребек потянулся, затем снова сел на ступеньки и принялся наблюдать за восходящим солнцем. Он чувствовал себя немного расстроенным. Обычно Ворон дважды в день приносил ему поесть, они болтали о том да о сём, и всё такое. Иногда они вообще не разговаривали. «Я, в сущности, мало знаком с этой птицей, – подумал он. – Сколько лет прошло, а я о призраках знаю больше, чем об этой птичке».
Он подтянул колени к подбородку и стал обдумывать этот вопрос. То была новая мысль, а мистер Ребек ценил новые мысли. В последнее время они не слишком часто к нему приходили, и он знал, что сам виноват. Кладбище не располагает к новым мыслям: обстановка неподходящая. Место это рассчитано на старые, залежавшиеся мыслишки, которые можно тщательно и любовно протирать, словно превосходный хрусталь, задаваясь вопросом, а нельзя ли их обдумывать как-нибудь иначе, и зная основательно и наверняка, что лучше всего именно так. И вот он уже рассматривал новую мысль, рассматривал пристально, но приближался к ней осторожно, чтобы не ускользнула ни одна деталь, а затем отошёл в сторонку, дабы увидать перспективу. Он вытягивал свою мысль, раскатывал тонким слоем, придавал ей самые разные формы, и постепенно привёл к очертаниям, которые подходили для его разума.
Шум крыльев заставил его обернуться. Ворон кружил примерно в 10-15 футах над ним и что-то кричал.
– Ты забыл что-нибудь? – крикнул в ответ мистер Ребек.
– Я кое-что увидел по пути отсюда, – ответил Ворон. – Похоронная процессия вошла в главные ворота. Не очень большая, но она движется сюда. Тебе лучше либо спрятаться побыстрее, либо переодеть штаны. |