— Я приму это к сведению! — снова повторил Тим.

И снова подумал: «Ну погоди, дай только мне вернуть мой смех!» Они вместе спустились по лестнице в зал — в таких фешенебельных отелях его обычно называют холлом, — и при их появлении некоторые господа поднялись со своих кресел и поклонились. Один из них подошёл поближе и произнёс:

— Разрешите, господин барон…

Даже не взглянув на него, барон ответил:

— Мы спешим. Позже.

Затем они сошли вниз по мраморной лестнице и направились к своему роскошному автомобилю.

Шофёр распахнул перед ними дверцу, и барон с Тимом опустились на красное кожаное сиденье.

Тим не заметил, что впереди и позади их автомобиля едут две другие машины с личной охраной. Не понял он и выкриков газетчиков, которые, бегая по улицам, размахивали своими листками:

— Il barone Treci e morto!

— Adesso un ragazzo di quatrodici anni e il piu ricco uomo del mondo!

Барон с улыбкой перевёл их выкрики Тиму:

«Барон Треч умер! Четырнадцатилетний мальчик — самый богатый человек на земле!»

На перекрёстке машина остановилась перед светофором. Треч в это время давал Тиму указания, как надо вести себя на приёме, на который они сейчас ехали. Но Тим плохо его слушал — он засмотрелся на маленькую смуглую девочку с чёрными, как вишни, глазами, которая стояла на тротуаре рядом с продавцом фруктов и, широко раскрыв рот, старалась откусить кусок огромного яблока. Заметив взгляд Тима, она опустила руку с яблоком и улыбнулась мальчику.

Тим кивнул ей, снова забыв, как печально кончается всякий раз его попытка улыбнуться.

И девочка вдруг увидела, что лицо за стеклом автомобиля исказила ужасная гримаса. Она испугалась, заплакала и спряталась за спину продавца фруктов.

Тим закрыл лицо руками и откинулся на спинку сиденья. Барон же, наблюдавший за этой сценой в зеркало, опустил стекло со своей стороны и, смеясь, что-то крикнул девчушке по-итальянски.

Девочка с ещё мокрым от слёз лицом выглянула из-за спины продавца фруктов, робко подошла к машине и протянула своё яблоко барону. Когда Треч дал ей за это блестящую монету, она просияла, пискнула: «Grazie, signore!» — и рассмеялась.

В это мгновение машина тронулась, и барон протянул яблоко Тиму.

Но Тим невольно отдёрнул руку, и огромное красное яблоко, блестевшее, словно лакированное, покатилось с его колен на пол, под ноги шофёру.

— Вам надо научиться, господин Талер, — сказал Треч, — заменять в будущем свою улыбку чаевыми. В большинстве случаев чаевые производят гораздо более сильное впечатление.

«Зачем же ты тогда купил мой смех?» — подумал Тим.

Вслух он сказал:

— Я приму это к сведению, барон. Спасибо, синьор!

Лист восемнадцатый

В ПАЛАЦЦО КАНДИДО

Палаццо Кандидо, как ясно уже по итальянскому названию, — это белый дворец: снаружи — белый мрамор, внутри — белая штукатурка. Когда барон с Тимом поднялись по белой мраморной лестнице на первый этаж, их со всех сторон окружили директора. Все они показались Тиму какими-то странно знакомыми — наверное, это они тогда встречали его на пристани. Директора хранили почтительное молчание, пока барон разговаривал с Тимом.

— Этот дворец, — сказал Треч вполголоса, — представляет собой музей, и за то, что его предоставили в наше распоряжение, нам придётся заплатить много денег. В залах его висят картины мастеров итальянской и голландской школы. Нам придётся их осмотреть. Такого рода обязанности на нас налагает наше положение.