— Чем могу быть полезен благородному Гимилькону?
— Мой господин делает тебе весьма разумное предложение, надеюсь, ты его примешь.
— Зависит от того, насколько оно разумно.
— Для начала он предлагает тебе триста талантов серебром, восемьдесят процентов — монетами, остальное в слитках.
— Начало многообещающее, — признал Лептин.
— Взамен благородный Гимилькон просит тебя дать ему возможность уйти вместе с армией. В общей сложности речь идет о десяти тысячах человек.
— А наемники? Местные войска? — поинтересовался Иолай.
— У нас не хватает для них кораблей. Делайте с ними что хотите. Деньги вам передадут завтра же в месте, которое я вам укажу, недалеко от Племмириона. Что скажете?
— Оставь нас на время, — ответил Дионисий. — Мы должны подумать. Потом я дам тебе знать.
Аксал вывел гостя из комнаты, и все четверо приступили к обсуждению.
— Ты ведь не намерен соглашаться на это, — сразу же выпалил Лептин. — Он должен сдаться безо всяких условий. Самое большее — ты можешь позволить ему самому смыться и спасти свою шкуру. А их добро все равно окажется у нас в руках, когда все они сгниют в этом болоте. У них нет выбора. На суше мы отрежем их конницей, с моря закроем путь к отступлению флотом. Мы сейчас на равных. Нет, даже больше, у нас есть пентеры.
Дионисий поднял руку, чтобы остановить этот поток слов.
— Отчаяние иной раз творит чудеса. Случается так, что те, кому нечего терять, находят в себе такие силы — ты даже представить себе не можешь.
— Верно, — согласился Иолай. — В любом человеческом существе есть скрытый запас энергии, что-то вроде зарытого сокровища, и в случае опасности он дает о себе знать. Запасы на крайний случай, которыми природа снабдила его, чтобы выжить.
— Одно могу сказать наверняка, — проговорил Филист. — Триста талантов нам нужны: военные издержки огромны, мы уже задержали жалованье наемникам, а еще мы должны компенсировать ущерб семьям граждан, павших в бою, восстановить флот и расплатиться с отрядами, присланными из метрополии.
— Не только, — добавил Иолай. — Чем дольше эти люди остаются поблизости от нас, тем больше риск того, что чума и до нас доберется. Если же мы позволим им вернуться домой, они занесут ее к себе на родину. Такое ведь уже было прежде. Я знаю, как распространяются болезни подобного рода.
— Я тоже так считаю, — одобрил его слова Филист. — Так что будем делать?
Лептин был вне себя:
— Вы сошли с ума. Наконец-то нам представилась возможность истребить их всех до единого, а вы их отпускаете за триста талантов?
— Это неплохая сумма, — возразил Филист.
— Послушайте, если вы хотите это сделать из-за денег, то клянусь вам: я их найду и принесу вам. Я заблокирую лагерь так, что оттуда даже муха не вылетит.
— Я выслушал ваши мнения, — наконец вмешался в разговор Дионисий. — Пусть посол войдет.
Аксал снова провел в комнату гонца Гимилькона.
— Мы обдумали твое предложение; в свою очередь, я хотел бы изложить тебе свое… — начал Дионисий.
— Прости меня, главнокомандующий, — осторожно перебил его посол, — некоторое время назад, ожидая у дверей, я нечаянно слышал слова одного из вас, произнесенные довольно громко…
Дионисий с досадой взглянул на младшего брата, все еще пунцового от гнева.
— Мне показалось, что речь шла о намерении заблокировать лагерь, чтобы не дать увезти из него сокровище. |