От капитана корабля он узнал много интересного. Благодаря открытию новых рынков и стабильности последних лет во всех владениях Дионисия настало процветание, а жены его родили ему еще сыновей и дочерей. Самая младшая из них, девочка Аристомахи, получила имя Ареты, по настоятельному требованию отца.

Услышав это имя, Филист решил, что в самой глубине сердца тирана, должно быть, еще остались чувства. Еще он подумал об Аристомахе, вынужденной рожать ему детей, несмотря на любовь к другому мужчине, но потом рассудил, что время лечит многие раны и помогает нам свыкнуться с необходимостью с большим мужеством переносить все неудачи и тяготы жизни.

Однажды Филист заметил, что корабль повернул к востоку, и счел, что конечный пункт назначения — еще какой-нибудь дальний город, затерянный среди бесконечных островов и бухт иллирийского берега, где Сиракузы устраивали новые поселения. Потом вдруг озарение: Лиссос! Может, они едут на Лиссос?

Действительно, именно там они и причалили, не без некоторого труда, к вечеру третьего дня после отплытия из Анконы. И вскоре, под мрачным взглядом Аксала, Филист обнаружил перед собой своего старого друга, дорогого и давно оплакиваемого.

— Лептин! — воскликнул он, едва увидев последнего.

— Филист!

Они крепко обнялись со слезами на глазах.

— Сукин ты сын! — усмехнулся Филист. — Ты все такой же! Как я рад тебя видеть, клянусь Зевсом, как я рад!

— Это действительно ты, старый всезнайка? — воскликнул Филист с дрожью в голосе. — Только поглядите: хорош, как эфесская путана! Климат Адриатики заставил тебя помолодеть! Где ж ты пропадал?

— Если быть точным, то в Адрии.

— Адрия… а где это?

Филист указал пальцем куда-то на север:

— В самой дальней точке залива. В первые дни комары жрали меня живьем, потом оставили в покое, или же я к ним привык. Сколько времени прошло… О боги, сколько времени!

Один взял другого под руку, и они побрели в золотистых лучах заката по красивой мощеной улице, ведущей в городок, и наконец добрались до жилища Лептина — небольшого дома из серого камня с внутренним двориком, с трех сторон окруженным портиком с колоннами. В центре виднелся колодец, украшенный восточными мотивами.

— Ты хорошо устроился, — промолвил Филист.

— Не жалуюсь.

— В общем, твой брат не так уж плохо с тобой обошелся.

— Да, — ответил Лептин довольно сухо. — А ты? Как ты поживал?

— Мне оставили возможность передвижений. В определенном смысле я даже выполнял правительственное поручение. Одним словом, находился, скажем так, в условиях частично ограниченной свободы. Ты не заметил, куда подевался Аксал?

— Нет, не обратил внимания.

Филист обернулся.

— Он же стоял у меня за спиной… Знаешь, твой брат поручил мне вербовать кельтов на рынке в Анконе. Точнее, об этом сообщил мне Аксал, а лично от него я не получал вестей — ни единого слова. А ты?

— Я тоже.

— Аксал велел мне погрузить на корабль все свои вещи, я больше не вернусь в Адрию. Может, они решили переселить меня сюда. Мне тут нравится. Климат, вижу, хороший, и комаров нет. Можем время от времени играть в бабки, вместе ходить на рыбалку. Знаешь, теперь, когда я привык находиться далеко от политики, должен сказать, что не очень-то по ней скучаю. Это был сумасшедший мир… А ты?

— Я? — спросил Лептин. — Ну… — И умолк.

— Ясно, — произнес Филист, — ты боевой конь. Вероятно, чувствуешь себя как «Буварида» в доке.

— Что-то вроде того, — подтвердил Лептин.