– А я сейчас вас порадую. Только что я вернулся из Брюсселя, но до этого заезжал в Берлин.
– Вы видели Варвару? – встрепенулся Борис.
– Разумеется, и передал им с Петром подарок к свадьбе, – улыбнулся Аркадий Петрович.
Венчание сестры состоялось в Берлине три месяца назад. Борис не смог приехать, совершенно не было времени, но зато он послал сестре все деньги, что у него были, с наказом обязательно купить белое платье и фату, и чтобы все было по правилам…
– Я привез вам письмо от сестры и вот. – Горецкий положил на стол фотографию.
Борис схватил ее и впился глазами. Свадебный снимок. Варя в белом платье, все как полагается, Петька держится молодцом, крепко стоит на ногах, никто и не поймет, что у него протез.
– Кроме этого, Варвара Андреевна просила меня еще передать на словах, что она умоляет вас не присылать им больше денег. Она чувствует, что вы тут бедствуете, вам нужно устраивать свою жизнь, а у них как раз все более-менее наладилось. Она работает в клинике профессора Герхарда, мужу тоже обещали работу.
«Муж? – Непривычное слово резануло слух. – Какой муж? Ах да, Петька теперь Варин муж…»
– Они – моя семья, – сказал Борис, не отрывая глаз от фотографии, – кроме них, у меня никого больше нет…
Принесли заказанную пулярку. Борис спрятал непрочитанное письмо в карман и посмотрел на Горецкого в упор:
– Что ж, выкладывайте ваше предложение. Ведь не просто так вы кормите меня обедом. Откровенно говоря, я сейчас в таком положении, что соглашусь на все, что угодно.
Однако деловой разговор Аркадий Петрович начал только за кофе.
– Не скрою, Борис Андреевич, что имею на вас некоторые виды. Не скрою также, что дело, которое вам поручат, очень опасное. Однако прежде чем спрашивать вашего согласия, я должен хотя бы немного ввести вас в курс этого дела.
Горецкий незаметно огляделся по сторонам. Хозяин стоял довольно далеко и не мог слышать ни слова из их разговора. Официант снова куда-то испарился. Пожилая пара расплатилась и ушла, в зале не было ни души, кроме них двоих. Борис подумал, что Горецкий зря волнуется. Он прекрасно знал привычки бывшего полковника – не посещать рестораны, куда ходят русские, по возможности не жить в гостиницах, а снимать частное жилье, причем тоже в стороне от тех мест, где проживают соотечественники. Полковник Горецкий не любил быть на виду, и теперь, когда вышел в отставку, его привычки не изменились.
– Бросьте, господин Горецкий, ваши секреты! – вполголоса весело сказал Борис. – Мы здесь одни, потому что тот надутый тип, хозяин этого заведения, ни слова не понимает по-русски. Что нужно делать? Куда ехать? В Европу? Готов хоть в Америку!
– В Россию, – тихо сказал Горецкий.
– Что? – Борис поперхнулся кофе. – Я не ослышался? Вы предлагаете мне ехать в Россию? Неужели вы теперь работаете на РОВС? Не вы ли в Константинополе твердо заверили меня, что ничего общего не будете иметь с этими спасителями России? Мы сражались с Советами в честном бою и проиграли, говорили вы, так что следует как можно скорее признать свое поражение и оставить надежду на возвращение в Россию. И не устраивать бандитских налетов на деревни и диверсий на заводах и фабриках, тем более что в Совдепии, насколько я знаю, больше восьмидесяти процентов промышленных предприятий не работает.
От непривычно сытного обеда и вина Борис слегка опьянел, поэтому и говорил так резко.
– Успокойтесь, Борис Андреевич, – строго сказал Горецкий, – не следует кричать.
– Я не узнаю вас, полковник! – сказал Борис тоном ниже.
– Я больше не полковник, – напомнил Горецкий, – и вы больше не поручик. |