— Через два дня заступаю, — скромно улыбаясь, сказал Арцеулов.

— Благополучно завершилась наша работа, — продолжал Клякса. — Мы никого не потеряли. Уходит на пенсию Борис Моисеевич Лерман, сотрудник СКР с шестьдесят первого года...

— С шестидесятого, — ворчливо поправил опер и потрогал зачем-то очки.

— Наша Кира Алексеевна показала чудеса меткости и решительности, и теперь ей можно хоть в цирке выступать! Миша, целуй свою спасительницу, не стесняйся! И есть еще одно событие... — Зимородок помолчал. — Даже не знаю, радостное оно или не очень. Кому как, наверное. Я, конечно, бывал с вами груб... может быть, недостаточно внимательно относился... Короче, я ухожу от вас. Назначен заместителем начальника второго отдела. Вот такие пироги.

Зимородок несколько растерянно замолчал — и все в комнате умолкли, глядя на него. Тыбинь так и остался стоять, поднеся стакан к открытому рту.

— Давайте выпьем, что ли... — пробурчал он. — Столько новостей без пол-литра не усвоишь...

— Да, да! — зашумели “наружники”. — Давайте выпьем!

Это был традиционный русский выход из любой неловкой ситуации.

— Я тоже хотел сказать... — произнес Старый, утирая губы и занюхивая коньяк лимончиком. — Я, наверное, тоже уйду. Мне Дудрилин место предложил... на постоянку. За два дня я у него заработал больше, чем в службе за два месяца... а мне теперь деньги будут нужны. Выслуги у меня хватает.

— И я тоже, — поспешно сказал Андрей Лехельт. — Раз все разбегаются, и я буду уходить. Надо доучиться... и вообще.

Лерман и Зимородок переглянулись. Опер опустил голову и пожал плечами: его это мало касалось. Костя посуровел, лицо его обрело прежнее властное выражение. Он решительно хлопнул твердой, как доска, ладонью по столу.

— Вы что — охренели вовсе?! А кто на улицах работать будет — Кира с салажатами?!

Он нервно махнул мускулистой рукой в сторону Ролика. Тыбинь смотрел мимо, будто речь не о нем. Лехельт виновато поежился и сказал:

— Все равно — надо же когда-нибудь уходить. Еще Морзик остается...

— А, Морзик... — Зимородок отмахнулся. — Предупреждал меня Сан Саныч, а я ему не верил! Говорил: что вы, Саныч, мои ребята не сбегут... Что мне теперь — отказываться от назначения?! Тогда останетесь?

Повисла неловкая пауза, и даже находчивый Волан не придумал, чем бы ее разрядить.

Тут в комнату отдыха заглянул дежурный, оглядел хмурые лица разведчиков и мигнул Тыбиню.

— Миша, тебя у проходной какая-то девочка спрашивает. Говорит — не уйду, пока живого не увижу. Рубцов с ней уже разругался — она так его послала!.. Даже повторить отказывается.

Старый поморгал глазами в недоумении, посопел, почесал пятерней взлохмаченную тяжелую голову и вышел, покачиваясь и ударившись пудовым плечом о косяк.

— И я пойду посмотреть! — радостно сказал Ролик. — Константин Сергеевич, можно?! Людка, пошли!

Сначала молодежь, а потом и старшие потянулись к выходу, чтобы разрядить ситуацию. Последней вышла Кира, всем своим видом показывая, что уж ей это нисколько не интересно. В комнате отдыха на “кукушке” остался сидеть за столом лишь старый опер Лерман, вздыхая, копаясь в портфеле и приводя в порядок бумаги.

Рита молча схватила Тыбиня за толстый вязаный свитер на бочкообразной груди, не дав сказать ни слова.

— Ты, пьяная ментовская образина! — шипела она, дергая свитер в бесполезных попытках тряхнуть как следует могучее тело. — Если хочешь меня еще раз увидеть — бросай к черту свою работу! Я не желаю больше оставаться одной, не желаю! Лучше я тебя сама убью!

Тыбинь глядел на нее удивленно, потом взял за руки и безо всяких усилий оторвал их от свитера.