| Другой бы посторонился, пропустил остальных - пусть попробуют. Но не таков был Краснобай, чтобы кому-то место уступать. Решил он - если Околутолка нерушима, а на плацдарме есть все для безбедной жизни то и преодолевать ее не стоит. А кто будет пытаться - тот есть злостный враг и нарушитель. И стоит его поганца, всем скопом в новую жизнь пустить. На тот свет то бишь. С тех пор и повелось. Плацдарм богат. Снеди всякой да водицы навалом - хоть от пуза жри. А что там за околицей, не твое поганое дело. Так и жили. Краснобая сменил Мастак, тот еще мастер по женской части, но такой же упертый, Мастака Вороной - черный как телом так и душой. А закон становился все нерушимее. А как Чинарик пришел, так вовсе стал как железо. Если раньше, до него, кое-кто из молодежи рисковал под вечер на Околутолку сходить, когда зрението проценты роняет с каждой минутой, потому как знали - не смотрит никто за ними. То теперь ходить совсем перестали, потому как народ головы свои от земли поднимал, да смотрел на вершину Околутолки с удвоенным вниманием - а ну как удастся шалопая какого отловить, да Чинарику в качестве доказательства привезти. Таких ловцов Чинарик - подлюга очень любил, и им даровал всяческие привилегии. Ходить перестали. И я бы не пошла, кабы не Одноногая. Сама она сходила туда давно, еще когда все под Вороным ходили, и увиденное навсегда запомнила. К тому же... Туман над головой расступился. Всего лишь на короткий миг, с каким-то тяжелым усталым вздохом, словно был он, туман, огромным и старым белесым зверем. Огромные листы-лопухи, испещренные толстыми змеящимися прожилками порхали из неизмеримых высот сюда, вниз. С неприятным чавкающим звуком вонзились они в жижу, частью утопнув, частью оставшись на поверхности как гигантские психоделические кувшинки. Квохча переждала тугое волнение жижи, и слегка неодобрительно продолжила, неспешно разворачивая в своей памяти события давно прошедшего времени. -Долго стращала меня Одноногая, пугала Цербером да Чинариком, да я все равно пошла. С подругой своей, Пегой - она любопытная была, да не из болтливых. Вечером, как слегка стемнело, и светило наше потихоньку вниз покатилось вышли мы с Пегой из Халупы, да потихоньку через плацдарм протопали. Нам навстречу народ тянулся - кое-кто глаза уже прикрывал - слепнуть значит, начал. Ну, мы идем себе как ни в чем не бывало, мало ли куда собрались. Так, потихоньку в дальний конец плацдарма то и пробрались. Пещера цербера была совсем рядом - огромная, хотя и меньше нашей Халупы. Самого чудовища видно не было - сидело в своем логове и не высовывалось. Нам следовало спешить. Потому что чем ниже опускалось светило, тем больше был риск, взобравшись на вершину Околутолки ничего не увидеть. А то и вовсе заснуть и свалиться у его подножия. Страшно было до судорог, но мы с Пегой такие были - уж ежели решили что, обязательно доведем до конца. Потому, миновав благополучно пещеру с Цербером, пошли мы дальше, а сумерки падали на землю да все уплотнялись, словно наливались черной тягучей ночью, когда так хочется спать, что нет никаких сил. И вот она, Околутолка. Стена, высотой аж до самого неба, ну, может чуть ниже. И гладкая, зацепиться не за что. Взлететь бы, да никогда я этого не умела. Мне Пегая говорит - обманула мол тебя Одноногая, как можно по такой гладкой стене взобраться и не упасть? Но я знала. Чуть в стороне поднималась вверх по Околутолке крупная, рыжая от времени сетка - ну, прям, чистая лестница, поднимайся не хочу! И поднимались бы, только мозгов у народа всегда было маловато. А Чинарик сотоварищи вовсе заставил его морды в земли уткнуть, вместо того чтобы в небеса глядеть. Небо, оно, конечно не Плацдарм, не прокормит, да ведь пища еще и духовная нужна. Но отвлеклась я. По этой-то сетке и полезли мы вверх - сначала я, потом Пегая, хоть и трясло ее от суеверного ужаса. А сетка качается, и наверху что-то так страшно скрипит - вот-вот оторвется! Но обошлось. Взобралась я, а там и подруженька моя подоспела, а там. |
