— Пойдем! Пойдем! — Вождь крепко обхватил своего товарища за плечи. — Мы долго скитались с тобой. Ты и сегодня не оставишь меня, Чапа!

— То, что ты говоришь, — это хорошо, — пробормотал Чапа и судорожно сжал кулаки. — Но у нас нет больше сил. — Он отошел от вождя к стенке палатки, прижался лбом к еловой жерди. Лицо его перекосилось словно от невыносимой боли…

Токей Ито снова уселся и взял остывшую трубку. В глубине палатки сидели две женщины, которые молча слушали разговор мужчин. Лицо Уиноны дрогнуло, когда Чапа сказал, что брат ее пришел для того, чтобы снова уйти. Но последние слова брата потрясли девушку и пробудили ее от болезненных мечтаний, толкнули на решительные действия. Ее бросило в жар, и, подчиняясь воле брата, она оставили палатку и пошла искать Хапеду, сына Четанзапы. Мальчик оказался совсем один в ночной прерии.

— Где Часке? — спросила она. — И почему ты не идешь в типи?

— Мы с Часке бегали к скалам. Токей Ито оставил там Буланого и Охитику. Часке караулит животных. Я задумался.

— Беги, отыщи своего отца! Мой брат хочет говорить с ним!

— Уинона! — Хапеда так и подпрыгнул. — Отец позволил мне навещать его в убежище среди скал, если у меня есть важные новости. Вождь хочет с ним говорить?! Это важно! Нет ничего важнее этого! — Хапеда убежал.

Вокруг было тихо и уже совсем темно. Девушка вернулась в палатку и снова села рядом с Монгшоншей.

— Четанзапа скоро придет, — сказала она. Монгшонша вздрогнула. Все стали ждать.

Наконец Четанзапа пришел. Его появление было совершенно бесшумно. Он подполз к палатке, протащил свое длинное, до ужаса исхудалое тело под полотнищем палатки внутрь. Приподнявшись, он осмотрел воспаленными от лихорадки глазами палатку и всех присутствующих и лишь тогда, по-видимому с трудом, поднялся на ноги и подошел к огню. Он огляделся еще раз, словно бы его преследовали. Но потом все пересилила неудержимая радость, что весть Хапеды оказалась правдой.

Он не садился. Токей Ито поднялся.

— Токей Ито, — торопливо заговорил Четанзапа. — Мой вождь, брат наш! Ты тут! Я не выдам тебя этим койотам из моей палатки!

— Я знаю, Четанзапа, что ты меня защищаешь и за меня борешься.

Четанзапа возразил.

— Ты тоже меня не забыл. Шонка не пронюхал, что ты здесь?

— Он будет меня здесь искать.

Поднялась Монгшонша. У нее в руках были две поджаренные вороны, которые она хотела дать мужу с собой.

Четанзапа издал звук, который, должно быть, изображал смех.

— Ешь ворон сама, — ответил он на безмолвный жест Монгшонши, — или отдай Хапеде. Мне больше не надо мяса.

Согнувшись, Монгшонша пошла назад на свое место.

— Силы мои иссякли, — заявил воин вождю. — Раны не заживают. Я умираю, и это не огорчает меня. Я не хочу больше жить скрываясь и, по ночам крадучись, пробираться в свою палатку, чтобы отбирать у Хапеды пищу. Я умираю, но не один я умираю.

— Ты не умрешь, Четанзапа.

Но тот, казалось, ничего не слышит. Поток его мыслей продолжал изливаться. Он схватил вождя за руку:

— Ты слышишь, Токей Ито? Я умру! Но ты должен мстить за меня! Созови наших мужчин. Пусть они возьмутся за ножи и борются! Мы здесь не живем, а околеваем! Нельзя больше это терпеть!

— Мы будем жить не здесь, — ответил молодой вождь. — Уверяю тебя.