— Но он же не выходил?

— Улетел, улетел, — сказал заместитель.

…Толик вышел на улицу в полной растерянности, не переставая озираться по сторонам.

Где-то в высоте щелкнуло радио, и механический голос сказал:

— Окончилась посадка на самолет «Ту-154», вылетающий рейсом тридцать шесть пятьдесят один на Алтынабад. Повторяю: окончилась посадка на самолет «Ту-154»…

Толик едет поездом.

За окном расстилается северная природа, которую никогда не трясут подземные силы. Перед вечером стелется пар на полянах. То Россия укладывается спать у себя по лесам…

Толик пил общепринятый портвейн с демобилизованным солдатом.

За спиной у солдата пряталась его совсем юная жена — кормила грудью солдатова младенца.

И Толик, и солдат пить не хотели, но почему-то уж так положено, что если для вагонного разговора — хоть умри, а выпей… Тем более что солдат, видать, замаялся со своим младенцем, женой и демобилизацией и дремал со стаканом в руках.

А в Толике происходила работа рассуждения и сопоставлений, которой многие люди заняты часто и повседневно. В поезде человек вынут на время из обыденной жизни, хотя и продолжает мчаться, как говорят, вперед и дальше.

— Все сразу не может быть в полном порядке, — говорил Толик. — Если тепло — то трясется земля под ногами. А если земля не трясется — то холодно.

Солдат совсем было задремал, но жена тактично сунула ему локотком в бок. И тот бессмысленно приоткрыл глаза…

— И с водой то же самое, — посмотрел в окно Толик. — То ее нет — и это совсем плохо. Все умирает… А если она есть— так выше крыши. Тоже все погибает. Цунами называется… Нехорошо.

. Чмокал солдатский младенец, что-то шептала ему жена солдата, таращил на Толика усталые глаза демобилизованный воин, которого два года обучали уничтожать внутренних врагов и уважать гражданское население.

— Сейчас приеду, пойду в баню, — рассуждал Толик. — Ах да, ведь баня, наверное, сломалась! Нет… Сперва найду Мухтара… — улыбнулся Толик. — Дружок у меня там. С одного класса…

Сдвоенным стуком стучали колеса, грохотали мосты над большой высотой. От будок стрелочников и обходчиков звук проносящегося поезда отражался, как мячик.

— Из вахтеров уйду — может, там и сторожить-то уже нечего… Буду Мухтару помогать шашлык делать, — решил Толик. — А вдруг Мухтар умер? Вполне может быть, когда земля трясется. И я вполне могу тоже. Такой, скажут, случай. Умер, скажут, Толик, а перед смертью в большой русский город ездил. Так бы съездил, и ничего, — а тут выйдет, что перед смертью. Все тогда получится — перед смертью. Зирой перед смертью торговал… И всю жизнь живем перед смертью — значит, жизнь не может быть такая уж плохая.

Солдат уже совсем заснул, задремала за его спиной и жена. Только младенец сопел и чмокал, сопел и чмокал.

— Нет, я еще точно не умру, — сказал Толик младенцу с полной уверенностью. — Мне нельзя. Я не такой еще хороший человек, чтобы мог умереть.

И тогда младенец пересилил себя, оторвался от теплого соска и посмотрел на Толика. Посмотрел и улыбнулся!

Толик приподнял стакан с портвейном и отхлебнул за его, младенцево, здоровье.

Неизвестный автор фразы «земля уходит из-под ног», наверное, сам испытал, что это значит, когда добрая и надежная земля дрожит под тобой, под твоим домом, подо всей твоей привычной жизнью.

И время от времени по всему миру это где-то да и происходит. Теперь такое настигло и алтынабадцев.