– Включай.

Ларри вошел в комнату, привычно двигаясь в темноте, и включил настольную лампу.

Он был высокий парнишка, намного выше своего отца, рыжеволосый, с длинным и тонким лицом, с отцовским носом и материнскими ясными серыми глазами. Подбородок был слабоват, отметил про себя Бернс, и другим он уже не будет, поздно. На Ларри была спортивная рубашка, брюки и спортивная куртка. Бернс подумал, интересно, где Ларри оставил свой плащ – в прихожей?

– Читаешь? – спросил Ларри. В его голосе уже не осталось ничего детского. Он говорил глубоким грудным голосом, необычным для молодого человека, которому не исполнилось еще и восемнадцати.

– Нет, – сказал Бернс. – Тебя жду.

– О?

Бернс внимательно смотрел на сына, поражаясь, как много может передать простое восклицание «О?».

– Где ты был, Ларри? – спросил Бернс. Он не отрывал взгляда от лица сына, надеясь, что тот не станет лгать. Ложь убьет Бернса, он ее не выдержит.

– В школе, – ответил Ларри, и Бернс принял ложь, причем боль оказалась меньше, чем он ожидал. Неожиданно что-то внутри у него изменилось – он стал чувствовать себя не столько отцом, сколько начальником следственного отдела 87-го участка. Переход произошел быстро и необратимо – сказался многолетний опыт. За считанные секунды Питер Бернс превратился в полицейского, который допрашивает подозреваемого.

– В школе?

– Конечно, папа.

– В Калмз-Пойнтской средней школе? Ты ведь там учишься?

– А ты разве не знаешь, пап?

– Вопросы задаю я.

– Да, в Калмз-Пойнтской.

– Не поздновато ли для школы?

– Ах, вот что тебя беспокоит, – сказал Ларри.

– Почему ты пришел так поздно?

– Ты же знаешь, что мы репетируем.

– Что?

– Пьесу для старшеклассников. Все так серьезно, почти сотню раз повторили.

– Кто еще занят в пьесе?

– Много ребят.

– Кто ее ставит?

– Мисс Керри.

– Когда начинаются репетиции?

– Слушай, что это еще за допрос?

– Когда закончилась репетиция?

– Около часа, наверное. Мы с ребятами зашли еще выпить содовой.

– Репетиция закончилась в половине одиннадцатого, – сказал Бернс спокойно. – Тебя там не было. И в пьесе ты вообще не участвуешь, Ларри. И не участвовал. Где ты был между половиной четвертого и двумя часами ночи?

– Черт возьми! – сказал Ларри.

– Не сквернословь в моем доме.

– Боже, ты говоришь как окружной прокурор.

– Где ты был, Ларри?

– Ладно, в спектакле я не участвую, – признался Ларри. – Я не хотел говорить маме. Меня выгнали после первых же репетиций. Актера из меня не получилось. Видимо...

– Ты плохо играешь и плохо слушаешь. Ты никогда не играл в этой пьесе, Ларри. Я сказал тебе это несколько секунд назад.

– Ну...

– Зачем ты лжешь? Что ты делал все это время?

– Что я делал? – переспросил Ларри. – Послушай, пап, я хочу спать. Если ты не возражаешь, я пойду лягу.

Он уже направился к двери, когда Бернс заорал:

– Я возражаю! Вернись!

Ларри медленно повернулся к отцу.

– Здесь не вонючий полицейский участок, пап, – сказал он. – И не ори на меня, будто я твой лакей.