– Мы должны побороть страх. Если мы будем трусами, что подумает о нас Кас? – сказала мама.

– Она же моя маленькая кареглазая девочка…

– Я знаю. Но, Майкл, она впервые за много недель подумала о встрече со своими друзьями, хочет поговорить с Сарой. Разве это плохо? Тебя не пугало, что Кас отгораживалась от мира?

– Да, конечно, ты права.

– Я всегда права.

Папа негромко засмеялся в ответ.

– Налить тебе виски с содовой?

– Да, пожалуйста. И налей виски побольше.

6

Проводник в тёмно-синей форме долго суетился вокруг моего кресла, прежде чем вкатить меня в вагон по специальному пандусу. Он устанавливал кресло в специальном месте для инвалидов, а я чувствовала на себе любопытные взгляды других пассажиров.

Когда поезд тронулся, я заметила, что папина машина всё ещё стояла на парковке, хотя я и просила его не ждать отправления. Глядя, как неподвижный автомобиль исчезает на горизонте, я наконец-то ощутила вкус свободы.

Я прокрутила в голове план на день. Сначала я должна была встретиться с Гаем и Домом в торговом центре Вестфилд в районе Шепердс-Буш. Когда мы договаривались о встрече, Дом сказал, что терпеть не может торговые центры, но лёгкая доступность стала решающим аргументом в пользу этого места для встречи.

Мы сдружились с Домом сразу после того, как меня перевели в реабилитационное отделение. Он был добрым и приветливым. Он часто подъезжал на своём кресле к моей кровати, чтобы поболтать. До инвалидности он работал в туристическом агентстве, которое занималось организацией отдыха для пенсионеров.

– Конечно, это звучит не очень увлекательно, но дело очень прибыльное. Кроме нас, практически никто этим не занимается, – сказал он, поблескивая глазами. – Мы сотрудничаем с туристическими базами по всей Европе.

Он по-прежнему работал в своём агентстве, потому что там его любили и ценили его оптимизм и неиссякаемую энергию.

С Гаем всё было совсем иначе. Дом сказал мне, что раньше он работал брокером в Сити. Гай постоянно пребывал в дурном настроении, не хотел делать зарядку и кричал на медсестёр. Своё нежелание что-либо делать он объяснял тем, что его долбаная жизнь окончена, так что на кой чёрт нужны ему эти сраные зарядки. Но каждый раз, выругавшись, он извинялся передо мной, а я улыбалась ему в ответ, надеясь, что наше общение этим и ограничится.

Дом был единственным пациентом нашей палаты, кто не махнул на Гая рукой и не отставал от него ни на минуту.

– Все мы в одной лодке, – говорил он, хотя это было не совсем так. У Гая была травма уровня С6, намного серьёзнее, чем у нас.

Но Дом никогда не сдавался. И Гай наконец не выдержал. Когда Дом во весь голос распевал песню «Всегда ищи в жизни лучшее» из Монти Пайтона, Гай воскликнул:

– Ну и сраный же ты шустрик, чёрт бы тебя побрал!

В палате повисла долгая тяжёлая пауза, которая была нарушена взрывом всеобщего хохота. Даже Гай рассмеялся. Так за Домом закрепилась кличка Шустрик.

После этого случая в Гае что-то изменилось, словно кто-то вновь осветил светом его душу. Как-то раз он решил с нами поужинать.