— Тогда почему он не перетащил ее к себе в комнату? Оптимальный вариант.

— Вы попали в самую точку. Выходит, он ее не перетаскивал.

— Кто ж тогда? Ведь Анатоль убийца.

— Выходит, нет.

— Он, — заявил Генрих уверенно.

— Хорошо. Рассказывайте.

— Я стоял в темноте у двери. Щелкнул замок. Положение глупейшее. Жду. Жду. Ощущение, будто я в черной бездне, выражаясь красиво. Решил осмотреться и достал зажигалку: обыкновенный чулан. Ну, задремал за ширмой.

— Почему вы ничего не предприняли? Вы не производите впечатление слабака.

— Что я мог предпринять, по-вашему?

— Да хоть в дверь колотить!

— Не мог.

— А! Предательство жжет. Тоже мне… Печорин. Ладно, дальше.

— Очнулся от света, заглянул в дырку: Анатоль стоял на коленях, в руке куколка. Он глядел на нее и говорил: «Теперь ты успокоишься, наконец».

— На куколку?

— На мертвую!

— Господи, помилуй, — не выдержал Саня, хотя ведь представлялось, предчувствовалось… — Где она была?

— На полу, почти под нижней полкой.

— Вы ее узнали?

— Кто б ее смог узнать! Жуткое лицо.

— Анатоль узнал.

— Ну, он-то… Еще бы! Я потом, уже после ваших вопросов сообразил.

— Как же вы не заметили раньше, при свете зажигалки?

— Вы думаете, она уже была там?

— Тут и думать нечего. Из комнаты тети Май она исчезла около четырех. И Анатоль не мог разгуливать по дому с трупом. Слишком много народу.

— Не заметил. Помню что-то, покрытое пестрой материей, на полу.

— Тетя Май говорила о пропаже занавески. Очень интересно.

— Очевидно, он откинул материю с лица. Он-то знал, что делает.

— Вы так уверены?

— А вы бы поглядели на его реакцию: он был умиротворен вот точное слово. «Успокоил», по его словам. «Упокоил», то есть.

— И вы убежали?

— Я не трус, — сказал Генрих медленно, лицо, тонкое выразительное, потемнело. — Но и не сверхчеловек. А сцена эта была… нечеловеческая.

В возникшей паузе Саня так явственно увидел то лицо, вновь ощутил тот ужас.

— Являетесь вы, — продолжал юноша, — и усиливаете это впечатление. Заявив, что женщина исчезла год назад. Веселенькое рандеву с трупом в чулане.

— Но вы, Генрих!

— А почему я должен был вам исповедоваться?.. Нет, это мое собственное переживание, потрясающее. Я никому его не отдам.

— Вы были обязаны отдать. Все свои переживания, все впечатления, связанные с убийством… Чтоб мы не опоздали, черт возьми!

— Так возьмите его в оборот!

— Возьму. Хотя я-то не уверен.

— Что Анатоль убийца?

— Не уверен. Мое впечатление (подсознательное, ничем не подкрепленное) — заранее подготовленное убийство. Как я сказал одному человеку: заговор зла.

— Ну, философ и подготовил.

— Кажется, это не соответствует его личности, его чувству к ней.