— Вы ведь видели ее на сцене?

— Не только видел, но и помогал чем мог. Талант — редкость. Все пошло прахом из-за этого мальчишки!

— Вы уверены, что она не догадывалась о ваших отношениях со старшей сестрой?

— Никто не догадывался. Наши, как вы говорите, отношения начались за год до этих ужасных событий, летом. Надеюсь, подробности вас не интересуют? (Подробности меня интересовали, очень, но я промолчал). Ну, в общем, за год мы с ней встретились всего четыре раза, я с ума сходил. И в ту проклятую среду она была неуловима, металась по городу, приезжала, уезжала… Не понимаю!

— Вы не связываете ее тревогу с исчезновением Маруси?

— Что за ерунда! Если женщина изменила мужу, значит, она и на убийство сестры способна? Она и так достаточно дорого заплатила за эти самые наши отношения. Что ж теперь, всю жизнь мучиться?

Очень любопытная парочка — бывшие тайные любовники, и с какой страстью друг друга защищают!

— Однако вы мучаетесь. И сдается мне, Анюта тоже, — холодно отозвался я. — Соблазнить дочь самого близкого друга, по меньшей мере, неосмотрительно, Дмитрий Алексеевич.

— Золотые слова, Иван Арсеньевич, больше не буду.

— Что Анюта увидела, когда вернулась ночью на дачу?

— Дом был пуст. На кухне горел свет, на это обратил внимание сосед Звягинцев, окно в светелке распахнуто настежь.

— При таких зловещих обстоятельствах она могла бы еще ночью обратиться в милицию.

— Не забывайте, что никто из нас, кроме Павла, не догадался осмотреть Марусину обувь. Анюта могла подумать, что девочка отправилась к кому-то на свидание.

— Пусть так. И все же: утром на речке Маруся говорит сестре, что чего-то боится и просит не оставлять ее одну. Но та уезжает в Москву. Там где-то гуляет больше пяти часов, порывается уехать в Отраду, но едет к вам, потом вдруг срывается на дачу. Потом врет в милиции, вводит в заблуждение следствие и так далее. Как вы объясните ее поведение?

— А как она объясняет? Ведь она рассказала вам обо всем?

— Она преподнесла мне то же вранье, что и следователю.

— Позвольте, — Дмитрий Алексеевич был поражен, — откуда же вы узнали о нас с ней?

— Догадался.

— Исключено! — он пристально глядел на меня. — Вы не могли догадаться, что я называл ее Люлю.

— Ну, это-то мне подсказали.

— Кто?

— Дмитрий Алексеевич, кто тут сыщик: я или вы?

— Вы, вы… я восхищен. Об этом прозвище знали только трое: мы с Анютой и еще один человек.

— А именно?

— Маруся.

— Выходит, что-то о ваших отношениях она знала?

— Да нет. В детстве у девочек была какая-то секретная игра, и маленькая Маруся так прозвала сестру. Анюта как-то вспомнила об этом, а мне понравилось. Я стал называть ее Люлю, но очень редко и только наедине. Поэтому ваша осведомленность меня поражает.

— Но, надеюсь, не пугает?

Будто огонь прошел по его лицу, скрытая страстность прорвалась наружу.

— Эх, Иван Арсеньевич, чтобы раскрыть эту тайну, я бы ничего не пожалел.

Так не говорят о прошлом. Я ему поверил: чтоб вернуть свою Люлю, художник ничего бы не пожалел.