Ничто не ново под луной, не нов и подобный страх. Этот раскол общества, вызванный поведением различных групп, в которые входят как целые нации, так и отдельные их представители, Европа переживает постоянно, начиная еще со Средних веков. Именно поэтому «правильное» поведение и выполнение одобренных и утвержденных обществом норм издавна считалось столь важным. За сотни лет до образования национальных государств, получивших официальную монополию на насилие, европейцы старались обуздать царившие тогда в их среде страх и агрессию с помощью контроля над поведением, поэтому, например, многие повседневные приветствия уходят корнями в жесты, призванные продемонстрировать, что человек не вооружен или не собирается каким-либо образом нанести другому вред.

Однако подобное стремление создать некий единый свод правил поведения еще вовсе не означает желания гармоничного и бескровного сосуществования – по крайней мере, в историческом контексте. Это было связано также с потребностью провести четкие границы между отдельными людьми и сословиями, например в XVII в. – между европейским дворянством и зарождающейся буржуазией. Таким образом, этикет можно образно назвать обоюдоострым мечом.

Книга, которую вы держите в руках, содержит бесчисленные примеры того, насколько фальшивыми могут быть некоторые повседневные правила этикета, изначально позаимствованные нами у европейских придворных и представителей знати. На самом деле критика в адрес хороших манер европейцев раздается уже давно. Живший еще в XVIII в. во Франции граф Мирабо жестко критиковал Версаль, заявляя, что изысканные манеры придворных лишь внешняя позолота. Мирабо полагал, что его ученые современники неверно понимали цивилизованность: они говорили об утонченности нравов и любезности, однако эти явления представляли собой лишь маски добродетели, но вовсе не ее лицо. Сам он считал, что «цивилизация ничего не совершает для общества, если не дает ему основы и формы добродетели». Во времена Мирабо этикет стал для французских дворян еще одним элементом социальной игры, в которую уже входили изысканные наряды, парфюм, пудра и парики. Всё, не исключая манер, было поверхностным, напускным. Тем не менее французы, не входившие в королевское окружение, равно как и все остальные европейцы, разинув рты смотрели на тот спектакль, что разворачивался в Версале, восхищаясь и подражая его участникам.

В XVIII в. «цивилизованность» в контексте хороших манер, присущих той или иной нации, уже превратилась для некоторых в бранное слово, и, к примеру, Вольтер считал ее ненатуральной по сравнению с естественной вежливостью. Паскаль довольно цинично заметил, что цивилизованное поведение стоит принять просто потому, что это обычай, а вовсе не потому, что оно мудро или справедливо. Люди уже тогда понимали, что изысканность манер зачастую лишь фальшь. Вот, например, отрывок из сочинения французского дипломата Антуана де Куртена, датированного 1671 г. и содержащего инструкции, как вести себя в церкви: «Если ты забыл или же по неверию и лености своей не захотел преклонить колени пред Господом, стоит все же поскорее сделать это ради приличия, а также потому, что в церкви можно встретить представителей высшего общества». То есть, по мнению де Куртена, притворство можно было с легкостью выдать за благопристойное поведение.