Бросив взгляд на наручные часы, Уилл нетерпеливо пробормотал:

— Мне еще нужно сегодня успеть заехать в офис. Жаль, что не удалось поговорить с ним, А что ты скажешь, если он вдруг придет в себя?

— Честно говоря, не думала. Да и зачем? Доктор Алистер считает, что будет лучше, если он сам все вспомнит.

Тело Джарреда вдруг вздрогнуло и напряглось, и он глубоко вздохнул всей грудью. Келси затравленно озиралась по сторонам, чувствуя, как снова бешено заколотилось сердце. Уилл чуть ли не бегом бросился к кровати, на которой лежал брат, и впился взглядом в его лицо. Келси, немного поколебавшись, неслышно подошла к нему. Только убедившись, что Джарред крепко спит, она немного успокоилась. — Конечно, ей тоже хотелось, чтобы он пришел в себя, однако она не могла не тревожиться о том, какое будущее ждало впереди их обоих.

Разочарование, словно облако, затуманило лицо Уилла. Он машинально склонился к Келси, словно намереваясь по привычке поцеловать ее в щеку, но потом, спохватившись, отодвинулся, ограничившись небрежным кивком.

— Держи меня в курсе, — бросил он.

— Ладно. Пока.

Уилл снова кивнул и закрыл за собой дверь. Опустившись в стоявшее возле постели кресло, Келси вытянула ноги, чувствуя, как по всему ее телу разливается накопившаяся за день усталость. Конечно, ей тоже следовало бы заглянуть на работу, но сейчас она была как выжатый лимон, а уж о том, чтобы ехать куда-то, не хотелось и думать. А Тревор, хоть и отнесся с сочувствием к несчастью, случившемуся с Джарредом, был не тем человеком, который способен долго сострадать чужому горю. Если быть до конца откровенным, он был человеком действия. И Келси знала, что его терпению скоро придет конец — он и так уже намекал, что она уделяет слишком много внимания случившемуся. К тому же они сейчас были по уши загружены новым проектом, требовавшим ее максимального внимания. Келси могла легко представить себе, как Тревор нетерпеливо расхаживает из угла в угол, стараясь скрыть свое нетерпение и не злиться на ее долгое отсутствие.

Куда ни глянь, все было плохо. А Келси к тому же, как на грех, не могла разобраться со своими собственными чувствами. Как ни поверни, официально она все еще считалась женой Джарреда, нравилось ей это или нет, поэтому, как она считала, ее долг — оставаться рядом с ним в это тяжелое время.

Сама не отдавая себе отчета, почему она это делает, Келси придвинула кресло поближе к изголовью кровати. Внезапно она поймала себя на том, что пристально всматривается в лицо Джарреда оттененное темными волосами, при этом разглядывая мужа так, словно видела его в первый раз в жизни. “Наверное, это все потому, — решила она, — что раньше я слишком часто в его присутствии чувствовала себя неуютно. Ведь он такой… вернее, всегда был так поглощен своими делами, что едва замечал меня”. Будь Джарред в сознании, Келси никогда бы не осмелилась так смотреть на него. Перехватив ее взгляд, он заставил бы ее смущенно отвести глаза в сторону, чтобы не увидеть в его лице насмешки над своей беспомощной, безответной любовью.

Келси страдальчески сморщилась. Ее не покидало ощущение, что они потеряли что-то очень важное. Почему? Почему все так сложилось? Зачем Джарред вообще женился на ней?

Бросив взгляд на его руки, Келси едва смогла сдержать рвущийся из горла стон при виде тоненького золотого ободка, который она когда-то сама надела ему на палец. Оно стоило ей бешеных денег, но ведь это был подарок ему. И Джарред никогда не расставался с ним, даже когда так чудовищно лгал ей — в ту ночь после самой жестокой их ссоры, когда они расстались. Она обвинила его в неверности, в том, что он обманывает ее — с Сарой Аккерман, между прочим! — а он тогда со злобой бросил ей прямо в лицо, что раз уж Келси решила устанавливать правила, то он оставляет за собой полное право затащить к себе в постель любую женщину.