— Такой красивый, удачливый, умный мужчина... и вдруг женится на женщине, которую и за человека не считает, ради того, чтобы прибрать к рукам “Кастильоне корпорэйшн”!
При этих словах глубокие складки залегли возле рта Гвидо, а взгляд его стал ледяным. Он встал и вышел из комнаты.
— И не возвращайся! — крикнула ему вслед Корделия.
Она долго сидела на постели, прислушиваясь к тишине. В глазах ее стояли слезы, в душе было пусто, но успокоиться она не могла.
А если допустить, что он говорил о Жаклин правду? — подначивал ее внутренний голос.
Нет, возразила ему Корделия, если Гвидо мне не верит, почему я должна верить ему? За четыре недели нашего брака он ни слова не сказал мне об этом. У меня тоже есть гордость — причем это все, что у меня теперь осталось. А еще — его ребенок. Десять лет назад он нанес мне глубокую рану, но я не допущу, чтобы это повторилось.
И с этой мыслью обессиленная Корделия наконец заснула.
Через пять дней на виллу прилетел Леонардо, младший брат Гвидо.
Корделия встретила его неуверенной улыбкой и провела в огромную гостиную с расписным потолком.
Юноша всмотрелся в ее осунувшееся лицо с распухшими глазами и покрасневшим носом, и взгляд его стал удрученным.
— Мне хотелось бы сказать тебе комплимент, — тихо произнес он, — но я не могу лгать. Ты плохо выглядишь.
К ужасу Корделии, из глаз ее бурным потоком хлынули слезы.
— Гвидо в таком состоянии, — продолжал Леонардо, — что мы стараемся не попадаться ему на пути.
— Где он? — не выдержав, спросила Корделия.
— В Милане, работает в своей квартире. Мама, желая утешить его, сказала, что ваш брак был ошибкой, — смущенно рассказывал юноша, — и он впервые в жизни накричал на нее. Отец попытался заступиться за мать, так Гвидо чуть не ударил его. Так что, если тебе плохо, Делли... подумай и о других членах этой семьи, которые тоже страдают.
— Не моя вина, что так получилось, — мрачно буркнула она.
— Можно мне сесть, или я принадлежу теперь к вражескому лагерю?
Корделия вспыхнула, вспомнив о правилах приличия.
— Конечно, садись. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо. Просто удели мне пять минут своего времени, — попросил Лео. — Гвидо не знает, что я здесь, а если бы узнал, то оторвал бы мне голову!
— Я не могу обсуждать с тобой его. Это было бы неправильно.
— Но слушать-то можешь, не так ли? — возразил юноша. — Ваша размолвка произошла из-за той публикации в газете? Ты можешь не отвечать мне, только кивни или покачай головой.
Корделия сделала сначала одно, потом другое.
— И как мне это понимать? — простонал Лео. Она пожала плечами, не давая втянуть себя в разговор. Ей отчаянно хотелось довериться кому-нибудь, но она понимала, что не может жаловаться на Гвидо его младшему брату.
— Ладно, — устало сказал он. — Все равно я должен рассказать тебе все. Так вот, Гвидо провел те пять дней в Швейцарии. Он снял там шале и все время пил. — Юноша увидел, как у Корделии от удивления округлились глаза, и добавил: — Я случайно узнал об этом. Когда появилась эта заметка в светской хронике, хотел разыскать брата, чтобы сообщить ему об этом. Он был очень недоволен, что я его нашел.
— Надеюсь, он пил не в одиночестве? — спросила Корделия.
— С ним, как всегда, был Гильельмо, который каждое утро отпаивал его кофе. Так повторялось изо дня в день.
— И почему же Гвидо напивался? — невольно вырвалось у Корделии.
— Ему нужно было “о многом подумать” — цитирую дословно.
— Мне он сказал то же самое. — Плечи ее поникли. — А почему для этого нужно было уехать именно в Швейцарию?
— Думаю, он пытался спрятаться от самого себя. |