Прямо следуя за автором «Духа законов», Карамзин определяет в «Слове» и понимание монархии, и значение монархического правления для большой страны, и содержание понятий «политическая вольность» и «равенство». Контаминируя две важных статьи «Наказа» (следовательно, и «Духа законов») и кое-что дополняя от себя, Карамзин формулирует основные положения своей концепции, которую он хочет сделать и концепцией Александра. «Предмет самодержавия, – пишет он, – есть не то, чтобы отнять у людей естественную свободу, но чтобы действия их направить к величайшему благу». Далее, ссылаясь на екатерининский «Наказ», Карамзин развивает понимание свободы и равенства: «Монархиня, сказав, что самодержавие не есть враг свободы в гражданском обществе, определяет ее следующим образом: „Она есть не что иное, как спокойствие духа, происходящее от безопасности, и право делать все дозволяемое законами, а законы не должны запрещать ничего, кроме вредного для общества; они должны быть столь изящны, столь ясны, чтобы всякий мог чувствовать их необходимость для всех граждан: и в сем-то единственно состоит возможное равенство гражданское“». Подмена вопроса о социальном равенстве равенством политическим, равенством перед законами приводила в новых условиях к прямому оправданию крепостного права. Этому вопросу были посвящены специальные статьи (например, «Письмо сельского жителя»).
Одобряя намерение Александра подготовить новые законы (создание комиссии и определение программы ее работ специальным рескриптом), Карамзин связывает их издание с развитием просвещения: «Когда умы для лучших законов не готовы, то приготовьте их, когда же надобно для счастия народа переменить его обычаи, то действуйте одним примером». Просвещение нужно и для подготовки народа к новым законам и для того, «чтобы люди умели наслаждаться и быть довольными во всяком состоянии мудрого политического общества».
Воспитание должно быть двояким: нравственное воспитание, «общее во всех странах», и «политическое воспитание гражданина, различное по образу правления». Поскольку в России монархическое правление, то должно воспитывать в гражданах «любовь к отечеству, к его учреждениям и все свойства, нужные для их целости». Следовательно, должно «вкоренять в человека благоговение к монарху, соединяющему в себе государственные власти и, так сказать, образ отечества». Карамзин, как мы видели, к политической концепции просвещенного абсолютизма пришел трудным путем, преодолев систему субъективистских убеждений, толкавших его на проповедь эгоистического счастья. Теперь он искренне поверил в спасительность русского самодержавия, смягченного просвещением. Оттого он активно и самоотверженно утверждал свой политический идеал и в публицистических статьях «Вестника Европы», и в художественных произведениях этого времени, и позже, в «Истории государства Российского». Объективно такая позиция идеологически укрепляла русский царизм. В исторических обстоятельствах, когда с каждым годом нового века все с большей очевидностью проявлялась реакционная роль самодержавия, использовавшего необъятную силу власти для того, чтобы удержать Россию на старых, феодально-крепостнических путях развития, защитить интересы дворянства и прежде всего его право владеть крестьянами, подобная позиция Карамзина, особенно активно выраженная в 1810-е годы, оттолкнула от него передовой лагерь.
В полном соответствии с политической концепцией просветителей, Карамзин не только доказывал спасительность монархии для Франции и России, но с тем же жаром отстаивал республиканский строй и республиканскую свободу для малых стран и народов. В первом же номере «Вестника Европы» за 1802 год Карамзин выступает с защитой прав Швейцарии, считая, что там должна быть восстановлена свобода. |