Оживленно болтая, они ходили взад-вперед, пока не уединились в густой тени грабовой аллеи.

Том чувствовал себя превосходно. Он улыбался и много шутил. Но вот, вынув сигарету, Укротитель примолк и влюбленными глазами посмотрел на молодую женщину.

Канадец Жакко тотчас подал коробку спичек, повернулся и пошел прочь. Том крикнул вслед гиганту:

— Мерси, старина!

Его собеседница с интересом спросила:

— Вы говорите по-французски?

— Немного, мисс Джейн. В свое время я выучил язык, когда имел дело с матросами из этой прекрасной страны.

— Вы много плавали?

— Не только… я сменил множество профессий, побывал на всех континентах: Австралия, Перу, Бразилия, Япония, Индия и даже Франция, даже Париж! Затем долго жил в Америке: в городе, в пустыне, у индейцев.

До сегодняшнего дня Том избегал разговоров о своем прошлом.

И любопытная Джейн решила воспользоваться благоприятной обстановкой, чтобы как можно больше узнать об этом, весьма интересующем ее человеке.

Лукаво улыбаясь и становясь оттого еще прелестней, она спросила:

— Но для того, чтобы столько повидать, нужна долгая жизнь. Сколько же вам лет, мой друг?

Этот простой и вполне естественный вопрос привел Тома в замешательство. Он нахмурился и сделал неопределенный жест рукой:

— Говоря по правде, дорогая мисс, я не могу ответить точно. Может быть, двадцать три, а может, и двадцать пять, но не больше. Я не знаю, когда я родился.

— Но ваши родители?..

— Увы!

— Вы хотите сказать, что стали сиротой будучи еще ребенком?

— Не могу утверждать. Но рос я без отца и матери.

— Таким образом, вы не знаете своих родителей?

— В моей памяти осталось какое-то смутное, неясное воспоминание, похожее скорее на сон, как в общем-то у любого ребенка. Мне видится иногда красивая молодая женщина в нарядном одеянии. Она склоняется надо мной и нежно целует в лоб. Этот ласковый поцелуй, единственный в моей жизни, я не могу забыть. И все… сказочное видение исчезает, и я уже в грязном притоне. Нас там четверо или пятеро мальчишек, может и больше, босых, с непокрытой головой… в каких-то лохмотьях. С нами еще двое взрослых негодяев.

Старая пьянчужка, беззубая, вечно злая. От нее постоянно несло винным перегаром. Она часто нас колотила. И такого же возраста мерзавец, с огромным красным носом, еще больший пьяница, чем его подружка. Иногда на него находили приступы какого-то демонического веселья. Негодяя величали Дьявол. По-другому никто его и не называл.

Эти скоты промышляли воровством и попрошайничеством. А мы им помогали.

— Боже! Как это ужасно! — содрогнулась Джейн.

Том печально улыбнулся:

— Что вы хотите, мисс Джейн? Должен признаться, что начинал я не как молодой князь… или отпрыск одного из местных промышленных королей. Мы питались подобранными на свалке объедками. Старые подонки заставляли нас пить отвратительное вино.

— Какая мерзость!

— Для других, старших, ребят вино было своего рода вознаграждением, они это очень ценили. Для меня это был деморализующий напиток… по крайней мере, так думал Дьявол.

Как известно, постоянное употребление алкоголя притупляет волю, стимулирует воровство. Многие ребята из нашей конуры занимались этим, если можно так выразиться, ремеслом с удовольствием.

А я к такой работе приобщиться не мог. У меня не получалось… Мне было тогда всего четыре года, и негодяи, учитывая мой возраст, думали, что я постепенно втянусь.

Пьяные лица и молодые наглые воры — таковы воспоминания моего раннего детства.

Том рассказывал спокойно, без горечи, радуясь искреннему участию Джейн.