|
Каспий катается по плоскому глинистому ложу, таская длинные, острые, ни на что не похожие ракушки. У него два берега причудливого рисунка. Великий Дизайнер создал так. Первый берег базальтовый, черное кружево. По нему не идешь, а скачешь через гладкие провалы-каверны. Второй, подальше – невысокая стена известняковых утесов, белые скалы, наверху темные рощи инжира. Однако ж басурманы не дают мне спокойно любоваться пейзажем. Я бегаю от них по высокой узкой стене, они за мной двумя стаями с обеих сторон. Добегаю, не упав, до русского дома отдыха, спрыгиваю на его территорию и крещусь. Когда я уезжаю, они стоят заслоном и не дают мне сесть в автобус. Прорываюсь, собрав последние силы и подняв страшный крик.
По приезде в Москву еду в автобусе же в нефтяное министерство и вдруг чувствую страх. Подымаю голову – на меня пристально глядит явно азербайджанское лицо. Я задрожала как осиновый лист. Рядом проснулся пьяный рабочий. Он не оплошал спросонья, верно оценил ситуацию и высказался в единственно подходящих выражениях. Я почувствовала себя дома и в безопасности.
80. Брань на вороту не виснет
Видишь ли, сердешный друг читатель, я люблю сказанное к месту бранное слово и сама неплохо бранюсь, когда ситуация к тому обязывает.
Люблю подсесть подчас к старухам, Смотреть на их простую ткань. Люблю я слушать русским ухом На сходках родственную брань.
Мало тебе? Слушай еще.
Велела наша барыня Гертруда Алексеевна — Кто скажет слово крепкое, того нещадно драть. …………………………………… А мужику не лаяться – едино что не жить.
Так вот, когда воля вышла,
Уж так-то мы ругалися, что поп Иван обиделся За звоны колокольные, гудевшие в тот день.
81. Средь родного народа
Ну а что ж работа? На работе стоит «Урал», черт бы его побрал. Это ламповая вычислительная машина, рассевшаяся на весь зал. Велика Федура, да дура. На протирку контактов выписывается спирт, его потихоньку попивают. Когда у моих детей болят уши, материально ответственный Балясов отливает мне сто грамм, я расписываюсь в книге. Выпили всё – на нет и суда нет. Я иду с рублем в зубах и стаканом на угол к алкашам. Это слово ты, мой читатель, наверняка знаешь. Говорю им – на компресс детям. Мужики серьезно отливают мою законную треть, какой уж там смех. Но вот когда детям уже пятнадцать и они заядлые туристы, я иду на стройку менять две пары резиновых сапог 41-го размера на 43-й. Говорю – сыновья-близнецы растут. Мужики мою правду видят, и меняют, и бутылки не спрашивают. Но до этого еще надо дожить.
82. Давно, усталый раб, замыслил я побег
Я, мой читатель, подумываю оставить поле сраженья неприятелю – мою приданую комнату в коммуналке неродному мужу, и уйти в кооператив. Как видишь, желанный мой собеседник, я продолжаю ездить на своем коньке – свободомании. И кто сидит впереди? Дьявол, милый мой друг, как в той балладе Жуковского. Ради того бегаю весь день по урокам, и мне некогда не то что поесть, но и сделать дел более неотложных. Ты спросишь меня, мой отдаленный во времени и пространстве читатель, что такое кооператив? В 60-х годах началось строительство небольшого числа домов на деньги жаждущих жилья. В общей же государственной очереди люди ждали бесплатных квартир лет по двадцать. Я числилась на работе в жилищной очереди, вроде бы недлинной. Но она подвигалась столь странным образом, что в течение восьми лет я оказывалась все дальше от цели. Так что вот.
83. |
