– Какие пустяки! – сказала она, обнимая Тамару этим неземным, чуть печальным взглядом «Сикстинской Мадонны» Рафаэля. – Главное – чтобы не разбивалось кое-что другое, гораздо более важное.

И снова дежавю... Неужели такое бывает? Они и не познакомились ещё толком, а Тамаре казалось, что она знала Лену уже много лет. Что-то знакомое, родное было в каждом её слове, каждом движении, в интонациях голоса... Что-то до дрожи, до оторопи близкое. Наверно, оттого-то и вырвалось блюдце из рук – от этой самой оторопи.

Перед уходом на работу Лена провела для Тамары ознакомительную экскурсию в холодильник.

– Если не получится вернуть или обменять билет, придётся вам остаться у меня. Не стесняйтесь, пользуйтесь. Разогревайте, кушайте, а можете что-то сами приготовить из того, что тут есть. Чувствуйте себя как дома. Чтоб вы не ощущали себя взаперти, оставляю вам комплект ключей. Компьютер тоже оставлен включенным – если захотите посидеть в интернете, ради бога, сколько угодно.

– Вы вот так просто доверите свой комп практически незнакомому человеку? – изумилась Тамара.

– В нём нет ничего сверхсекретного, никаких страшных военных тайн и компрометирующих фото и видео, ничего особенного, – серебристо засмеялась девушка. – Я почему-то верю, что и вы ничего криминального не будете делать.

– Вы правы, не буду, – без улыбки сказала Тамара, не в силах отвести взгляда от её милого, солнечно-светлого лица. – Относительно меня вы можете быть спокойны, но вот с другими всё-таки будьте поосторожнее... Мне не хотелось бы, чтобы вы пострадали из-за своей доверчивости.

– Это не доверчивость, я не наивное дитя, хоть и кажусь вам такой. Я просто ЗНАЮ, что вы ничего плохого мне не сделаете, но откуда я это знаю – сие есть тайна, покрытая мраком, – весело ответила Лена, обуваясь в прихожей. – Больше того, у меня такое чувство, будто мы уже виделись где-то.

– Вот и у меня... такое же чувство, – пробормотала Тамара.

Она только сейчас обнаружила, что бессознательно вцепилась в шарфик Лены и не давала девушке его надеть. Та, подёргав за другой его конец, снова рассмеялась.

– Вы позволите мне одеться или нет?.. Я же на работу опоздаю!

Ощутив жар смущения на щеках, Тамара выпустила шарф. Этот смех, мелодичный, как звон маленьких бубенчиков, ей хотелось слушать вечно.

Оставшись одна, Тамара пила кофе, курила в вытяжку, без дела слонялась по квартире, разглядывая лежавшие на виду вещи, немного побрякала по клавишам пианино, покрутилась на вращающемся стуле, полистала альбом с фотографиями, найденный на одной из книжных полок. В ящики шкафов она заглядывать не решилась, считая это совсем уж свинством со своей стороны.

Потом она всё-таки сходила на вокзал, но оказалось, что есть билеты только на последующие дни, а на сегодня уже ничего нет. А завтра нет нужного рейса. Тамара вернулась несолоно хлебавши. Спать ей расхотелось: пешая прогулка на морозе взбодрила её и прогнала сонливость. Мысли о себе, о Лике и о новой знакомой неустанно крутились роем в голове, настроение из глубин адской безнадёги взлетало к сверкающим вершинам воодушевления и падало обратно. Пообедав чем бог послал – а точнее, тем, что запасла заботливая хозяюшка, она вытащила из упаковки бумаги для принтера один листок, взяла карандаш, положила перед собой фото Лены... И тонкие линии понеслись, стремительно ложась на бумагу и сплетаясь в рисунок. Грифель шуршал, ведомый уверенной и умелой рукой художницы, и вскоре портрет был готов. Выполнен он был, конечно, наспех – со всеми вытекающими недостатками, но пульсирующее в груди вдохновение просто разорвало бы сердце Тамары, если б она помедлила хоть немного.