Но недели шли за неделями, и я привык к русской прямоте, как к русским белым ночам и изобилию водки. И я стал ценить этот подход к общению, поскольку в нем нет условностей. Это — честность в подлинном смысле слова. Это — коммуникация без всякой фиги в кармане, задних мыслей и корысти, отчаянной попытки нравиться.

Уж сколько лет я путешествовал, и уж на что Россия не похожа на Америку, но именно там я по-особенному вкусил свободу: возможность открыто говорить, что у меня на душе, не боясь последствий. Это была странная форма освобождения: через приятие отказа. Как человек, годами тосковавший по непосредственности — сначала из-за эмоционально зажатой семьи, потом из-за ложного желания всячески выказывать уверенность, — я упивался ей, словно лучшей… лучшей водкой. Месяц в Санкт-Петербурге пролетел незаметно. Даже уезжать не хотелось.

Путешествие дает удивительные возможности для саморазвития, ибо выводит за пределы нашей культуры и показывает другое общество: вот, люди живут с другими ценностями — и ничего, не пропадают и не комплексуют. Соприкосновение с иными ценностями и критериями заставляет иначе отнестись к тому, что мы считаем очевидным: может, у нас не настолько уж все хорошо? Скажем, Россия заставила меня задуматься о фальшивой и дешевой доброжелательности, столь типичной для англо-американской культуры. Я стал спрашивать себя: «Может, наши установки только губят наши отношения, мешают подлинному общению?»

Помню, обсуждал это с моим русским учителем. У него была занятная теория: поколениями живя при коммунизме — без экономических возможностей и в культуре страха, русские особенно ценили доверие. А чтобы выстраи­вать доверие, нужно быть честным. То есть, когда дела плохи, следует открыто и без стеснений об этом сказать. Честность бывала и неприятной, но вознаграждалась тем простым фактом, что требовалась для выживания: нужно же понимать, на кого можно положиться, а на кого нельзя, причем соображать надо быстро.

А на «свободном» Западе, рассуждал русский учитель, экономических возможностей хоть отбавляй: их столько, что выгоднее сохранять определенный имидж, пусть ложный, чем реально ему соответствовать. Доверие утратило ценность. Имидж и умение себя подать оказались во главе угла. Практичнее иметь поверхностное знакомство со многими, чем близкое с немногими.

Вот почему в западных культурах стало нормой улыбаться и говорить приятные вещи, даже если думаешь иное, а также врать по мелочам и делать вид, что соглашаешься. Вот почему люди научаются «дружить» с теми, кто им не нравится, и покупать вещи, которые они не хотят. Экономическая система способствует такому самообману.

Но все это не безобидно: на Западе никогда не знаешь, можно ли полностью доверять человеку. Подчас этого не знают даже добрые друзья и члены семьи. На Западе считается столь важным быть приятным, что зачастую люди полностью подстраиваются под собеседника.

Отказ делает вашу жизнь лучше

А вот еще одна сторона культуры позитивности и потребительства: нам промыли мозги, убедив, что на все надо реагировать мажорно и утвердительно. Такой подход лежит в основе многих книг про позитивное мышление: открывайтесь возможностям, научитесь приятию, говорите «да» всему и вся и т.д.

Однако нам необходимо что-то отвергать. Иначе мы будем полными нулями. Если нет вещей, которые лучше и желаннее других, то мы пусты и наша жизнь бессмысленна. Мы не имеем ценностей, а значит, живем бесцельно.

Зачастую нежелание слышать и говорить «нет» выдают за способ почувствовать себя лучше.