Старушка торопливо скрылась в спальне и чем-то там забрякала.

В дверь забарабанили – это вернулись Бармаглот и Сантехник, которые ходили в ближайший гастроном за солью. С имеющейся в квартире вышла незадача: припасенный пенсионеркой большой ящик с картонными пачками оказался негодным к употреблению, так как подмок в какой-то дряни и вонял химией.

– Все тихо, – сообщил Сантехник, выгружая пакеты. – Никакого движения… Магазин, кстати, почти не размародерен, только бухло покрали. Так что бабуся может иногда сама выбраться, если возникнет нужда, он прямо за углом.

– У нее и ствол есть тем более, – закивал Соболь.

– Можно снимать! – крикнула Елена Григорьевна из спальни. Продюсер и оператор устремились туда, а Белов бродил по комнате.

– Слушайте, нельзя же ее здесь оставлять! – сказал он наконец, остановившись.

– А что делать? – спросил Упырь.

– С собой забрать!

– Она не хочет, – пожал плечами сталкер. – Не связывать же.

Елена Григорьевна и впрямь уже объяснила им, почему не стала эвакуироваться и не собиралась делать этого сейчас:

– Тут у меня квартира, еда вон всякая, библиотека собрана… А то увезли бы из города, родных никого нету, сама я бабка старая… Куда меня – в дом престарелых? Перловкой там давиться и ждать, покудова медсестры удавят, чтоб не возиться со мной? Нет уж, я здесь проживу, сколько получится, а там уж будь что будет…

По ее словам, жизнь не особенно отличалась от прежней, разве что не было электричества и воды. Кое-что старушке даже нравилось: машины под окном не гудели, соседи сверху, плясавшие обычно по ночам под музыку для кретинов, уехали, по телевизору всякие гадости больше не показывали… Довольствовалась она немногим, позволяя себе слегка покутить лишь по праздникам, спала крепко, на улицу не выходила. Местные обитатели, мародеры и прочие обитатели и посетители Зоны Елену Григорьевну тоже не трогали, хотя она их регулярно видела.

– Какой только дряни нету, прости меня, господи, – качала она головой. – И летают, и ползают… Воют да кричат. Я все боялась, что на балкон полезут, на ружье одна надежда, но так и не лез пока никто.

Вступить в контакт с их отрядом старушку вынудило отсутствие соли и, как ни странно, вид Упыря.

– Я подумала, что коли негр, то уж точно не из наших-то жуликов. У старухи последнее небось не отнимет, не говоря про то, чтобы насильничать.

Упырь был несколько иного мнения о неграх в целом, но разубеждать Елену Григорьевну не стал, тем более вряд ли ей светило в ближайшее время еще раз столкнуться с таковыми.

– …Я понимаю, что старуху не переубедить, – продолжал актер Белов, – но и оставлять же нельзя…

– Слушайте, Владимир, – сухо сказал Упырь. – Мы тут тоже люди, у нас тоже сердца есть, и нам тоже жалко бабушку. Но все, что я могу сейчас сделать, – это пообещать, что по возвращении непременно сообщу куда следует, и отряд военсталкеров попытается ее эвакуировать. Правда, сомневаюсь, что у них получится, но все равно сообщу. А с собой брать ее нельзя. Бабушка не солдат, не сталкер, она даже нашу скорость на марше не выдержит. А если перестрелка? Или мутанты? Тут она в безопасности, пусть и в относительной… И вообще мне однажды уже пришлось выводить из Зоны гражданских. Врагу не пожелаю.

– Да, наверное, так в самом деле лучше, – пробормотал Белов. – Но, елки, я же все время о ней буду теперь думать, как она тут…

Старушку Елену Григорьевну тем временем досняли.