Строгий запрет маамада вести споры с иноверцами на религиозные темы делал Мигеля только еще более неотразимым, и голландец заказывал кружку за кружкой с явным намерением сломить оборону Мигеля. В конце концов он оставил попытки, объявив, что ему пора домой, если он не хочет навлечь на свою голову гнев жены.
Разгоряченному пивом Мигелю не хотелось возвращаться в одинокий дом, и он остался за столом, чтобы выпить еще и неспешно выкурить трубку хорошего табака. Вокруг него оживленно разговаривали, он слушал вполуха в надежде случайно вызнать что‑нибудь полезное для себя. Вдруг он услышал нечто, выведшее его из оцепенения.
– …конец "Индийскому цветку", – сказал кто‑то с пылом, характерным только для изрядно выпившего голландца. – Вынесли трюм подчистую, осталась кучка матросов без капли соображения, перепуганных до усрачки.
Мигель обернулся. У него были акции "Индийского цветка", собственно, довольно много акций. Борясь с опьянением, он пытался вспомнить, сколько именно им было вложено. Пятьсот гульденов? Семьсот? Не так много, чтобы погубить человека в его тогдашнем положении, но вполне достаточно, чтобы считать потери ощутимыми, особенно если учитывать, что ожидаемая прибыль уже была инвестирована.
– Что вы сказали? – спросил Мигель. – "Индийский цветок"?
Тут он увидел говорящего, седого мужчину средних лет, с лицом бывалого матроса. Его приятели принадлежали к более грубому типу голландцев, завсегдатаев таверн в районе доков.
– "Индийский цветок" захвачен пиратами, – сказал Мигелю старший. – Во всяком случае я слышал, что это были пираты. Все они на службе у испанской короны, вот что я вам скажу.
– Как вы это узнали? – спросил Мигель.
Он переплел пальцы, которые плохо его слушались из‑за избытка выпитого, но голова уже начала проясняться.
– У меня есть приятель на "Триумфе пальмы", – объяснил мужчина, – которая сегодня днем вошла в док. Он мне и рассказал.
Сегодня днем. Значит, никто еще не знает. Он мог бы еще избежать ущерба.
– У вас личный интерес к этому кораблю? – спросил один из компаньонов пожилого мужчины. Он был моложе других, и море оставило на его лице меньший след.
– А если это так?
Он не собирался нападать. Они оба испытывали друг друга.
– Возможно, я могу оказать вам услугу, – сказал видавший виды торговец. – Завтра слух разойдется, и эти ваши акции сгодятся, только чтобы задницу подтирать. Но сегодня за них можно еще что‑то выручить.
– Чуть больше, чем стоит то, чем подтирают задницу, – пояснил его приятель.
– Что за них можно получить сегодня?
Махинаторов Мигель распознавал сразу, но махинации были в крови, текущей по венам этого города, и только глупец отказался бы слушать.
– Если продадите за пятьдесят процентов, я готов избавить вас от обузы.
Мигель не хотел терять половину своих вложений, но терять все он не хотел еще больше. И все же что‑то его настораживало.
– Если корабль разграблен, зачем вам эти акции?
– Я их продам, разумеется. Завтра, когда откроется биржа, я сбуду их за семьдесят пять или восемьдесят процентов. До того как слух дойдет до биржи, я от них избавлюсь.
– Тогда почему я сам не могу это сделать? – спросил Мигель. – Выручить восемьдесят процентов гораздо лучше, чем пятьдесят.
– Можете, – сказал мужчина. – Но где гарантия, что слух не опередит вас? Кроме того, вас знают на бирже, и если вы будете продавать – это нанесет вред вашей репутации. Я веду свои дела в Гааге, поэтому моя репутация здесь не пострадает. |