— Все в порядке, — кивнул Малоун. — Остудите его, это необходимо.

— Откуда у вас умение обращаться с лошадьми? — спросила Сиена и тут же вспомнила: — Ах да, вы же катались на них в детстве!

— Точно, на ферме у моего дедушки. Принести вам недоуздок?

— Почему бы и нет. Он висит…

— В комнате конюшего. Первая дверь направо. Я уже успел туда заглянуть, когда осматривался здесь.

Он принес недоуздок, и Сиена отвела животное в стойло, а затем принялась снимать с жеребца седло. Подняв левое стремя, она спросила:

— Что вы имели в виду, сказав, что мы вместе будем решать, как рисовать портрет?

— Дело в том, что я не портретист.

— Как? — удивленно вскинулась Сиена. — Тогда почему же мой муж вас нанял?

— Вообще-то это называется «предложил заказ». Я не очень люблю слово «нанял». Ему нравятся мои работы, а переубедить его в чем-то крайне сложно.

— Да, в этом он весь.

— Но, поверьте, я умею писать картины, миссис Белласар.

— Не сомневаюсь. И вот что, называйте меня Сиена.

— Вы уже завтракали?

— Если можно считать завтраком несколько яблок, которые мы съели пополам с моим хвостатым другом.

— В таком случае, может быть, мы позавтракаем вместе?

3

Под взглядом охранника, стоявшего поодаль от террасы, они сели за железный садовый столик, над которым был открыт зонтик от солнца. Погода для февраля стояла необычно теплая.

— Так вы просите называть вас Чейзом? — Сиена сделала глоток кофе. — Довольно необычное имя.

— Вообще-то это прозвище. На самом деле меня зовут Чарльз, но в одной из школ, в которые я ходил…

— В одной из?..

— Да, их было много, но это долгая история. В начале занятий учительница вывесила на доске список наших имен, чтобы нам было легче познакомиться друг с другом, но для экономии времени сократила наши имена. Так, Ричард стал Ричем, Дэниэл — Дэном, Чарльз — Чазом. Но после моего имени она поставила запятую, которая имела весьма причудливую форму и напоминала букву «е», вот ребята и стали потешаться, называя меня Чейзом. Меня, впрочем, это ничуть не обижало, более того, такое прозвище показалось мне классным, вот я и оставил его за собой.

— Не кроется ли тут какой-то скрытый смысл, указывающий на то, что либо преследовали вас, либо вы преследовали свою судьбу? — Сиена взяла круассан.

— Всякое бывало, особенно когда я служил в армии. И я преследовал, и за мной гонялись. А что касается моей судьбы, то поскольку я стал художником, то, полагаю, я все же сумел догнать ее. Но давайте поговорим о вас. Ведь не вы будете писать мой портрет, а я — ваш, так что я хочу побольше узнать о вас.

— А я думал, вы уже приступили к работе, — послышался голос, прервавший их беседу.

Сиена обернулась и увидела мужа, стоящего в дверях, ведущих на террасу. Ее желудок конвульсивно сжался, сразу же пропал аппетит, и она положила круассан обратно на блюдо. Однако Малоун с видимым удовольствием откусил половину своего круассана и спокойно ответил:

— А мы и приступили.

— Странная у вас манера писать картины, — хмыкнул Белласар.

— Писать — это самое простое. Главное, чтобы в том, что пишешь, была мысль и душа — вот это действительно сложно. Поэтому сейчас я не просто ем завтрак, а изучаю человека, которого буду писать.

Малоун проговорил все это шутливым тоном, но Сиена, поймав его мимолетный взгляд, увидела в нем поддержку и ободрение.