— У тебя есть идея?

— Позволь мне вернуться обратно. Я приведу к тебе Мойру, она может взглянуть на твою руку. Лекарь из неё почти такой же хороший, как из Элэйн, или даже как сам Мордэкай, — предложила Грэйс, закончив с ноткой гордости в голосе.

Грэм обдумал эту идею:

— Ты никому не скажешь?

— Только моей госпоже.

— Не говори ей, пока она не будет почти на месте. Иначе она может всё испортить, — сказал Грэм.

Медведица кивнула:

— Однако мне придётся всё же что-то ей сказать, иначе она не выйдет.

— Просто скажи ей, что это личная, но чрезвычайная необходимость. Скажи ей, что я буду благодарен ей за помощь, но что ты не знаешь, в чём дело, — сказал ей Грэм.

— Это же ложь, — неодобрительно отозвалась Грэйс.

— Ну, перефразируй как хочешь — ты знаешь, что я имею ввиду, — в фрустрации ответил он.

— Это я могу, — согласилась она.

— Я буду ждать рядом с мастерской Мэттью, во дворе, — добавил Грэм, пойдя прочь. — Кто-то может счесть странным то, что я прячусь в лестничном колодце.

Грэйс кивнула, и удалилась.

* * *

— Так что тут такое таинственное? — спросила Мойра, входя в мастерскую, и с любопытством оглядываясь.

Формально старая мастерская во дворе принадлежала Мордэкаю, но за последние годы превратилась в личное владение Мэттью. Это произошло по обоюдному соглашению между близнецами, и теперь являлось свершившимся фактом. Она на самом деле не интересовалась ремёслами или чародейством, а он не хотел, чтобы его сестра захламляла мастерскую. Это было признаком того, как брат и сестра стали отдаляться друг от друга по мере взросления.

Тем не менее, Мойра не могла не оглядываться с некоторым интересом — как из едва скрытого желания докучать брату, так и из простого любопытства. Она была удивлена, обнаружив, что Грэм ждал её здесь один. Этот факт почему-то слегка встревожил её.

— Это, — сказал Грэм, закатывая рукав, чтобы привлечь её внимание.

Рука сильно отекла, каковой факт Мойра могла бы заметить, несмотря на рукав, однако она давно взяла в привычку не фокусировать свой магический взор на частях тел, скрытых одеждой — особенно по отношению к мальчикам. Это отнюдь не было наставлением её отца или какого-то другого волшебника, а лишь простым результатом её природного отсутствия навязчивости.

При виде руки она невольно ахнула, а затем ахнула снова, когда её магический взор осмотрел рану более подробно. Мойра обладала совершенно нормальной для многих людей эмпатией, и от одного лишь вида болезненной раны сама начинала ощущать соответствующую боль.

— Как ты умудрился? — спросила она, вернув себе самообладание.

— Случайно сломал потолочную балку, — невозмутимо сказал Грэм, указывая на поврежденное место.

Её глаза расширились:

— Э? — Чуть погодя они сузились, когда в её разум закрались подозрения.

Грэм пожал плечами:

— Я сам не знал, насколько был сильным.

— Конечно, — ответила она тоном, не оставлявшим никаких сомнений в отсутствии у неё легковерия. — Поэтому твоя мать так взбеленилась?

— Не совсем, — сказал Грэм. — Она не видела большую часть руки. И я бы, в некотором роде, предпочёл бы, чтобы она остальное и не увидела.

Мойра посмотрела на него всё более расширяющимися глазами:

— Ты хочешь, чтобы я всё это исправила?

Он кивнул.

Она покачала головой:

— Тебе на самом деле следует позволить папе на это взглянуть, или Элэйн, но она сейчас в Арундэле.