А пока очень многое предстояло обдумать. Все это открылось ей – кто знает, еще скольким другим людям? – когда Саломея танцевала Танец Семи Покрывал. Быть может, эти откровения потребуют от нее вырасти в самых неожиданных направлениях. И другие могут вырасти подобным же образом. Какой эффект, если подобное все же свершится, этот необычный рост может оказать в Последние Дни на культуру в целом – это мы еще поглядим. А пока есть этот сад в Иерусалиме, залитый солнцем дворик в самом чреве мира, в котором так приятно предаваться размышлениям.

Эллен Черри испытывала блаженное спокойствие и умиротворение. Взлеты падения на американских горках кончилось. Годы, когда одну неделю казалось, будто паришь в облаках, а в следующую – будто раздавлен грузом жизни, завершились, отлетели, как последние листки отрывного календаря. Причудливые события, которые преследовали ее в Нью Йорке, превратились в воспоминания и начали постепенно меркнуть. Отныне – Эллен Черри прекрасно ощущала это – ее жизнь обретет стабильность, станет, быть может, размеренной жизнью относительно нормального художника, в которой происходят относительно нормальные события. Эллен Черри вздохнула, как перьевая подушка, взбиваемая рукой старой служанки норвежки. Затем медленно сделала большой глоток чая.

Через несколько секунд в сад ворвался Бумер. Его было трудно узнать, но это был именно он. В руках у него было нечто такое, что он держал с важным видом, как какой нибудь подарок. Эллен Черри выразила надежду что это случайно не крысиный хвост.

– Смотри ка сюда, моя куколка! – едва ли не прокричал создатель Палеса. – Смотри, что я нашел для тебя в куче мусора на краю площади с моей скульптурой! Это ложечка! Старая добрая ложечка! Точно такая, как та, что мы потеряли тогда в пещере! Я хочу сказать, абсолютно такая же!