- Этого никогда не случится. Ты мог бы усвоить это, если бы разрешил мне прожить отведенное мне природой время.

В этом что-то есть. Мне придется потратить время на обдумывание этой проблемы. А пока прекрати спуск вниз, к диску.

Он получил свой шанс! Сознанию Богомола придется выйти из Парижа, чтобы проконсультироваться с другими своими частями, поскольку его сознание - антологическое. Это даст Парижу несколько коротких секунд для действия. И он решительно надавил на акселератор.

- Можешь не торопиться.

Какое-то время, показавшееся ему нескончаемым, он провел наедине с мучительным гулом терпящего насилие корабля и бившими снаружи гейзерами, каждый из которых был больше, чем мир.

Я вернулся. Решил скосить тебя сейчас же.

Я хочу, чтобы ты рассказал, зачем уничтожил мои работы. Впрочем, это я все равно скоро выясню.

- Не думаю, что ты способен это понять.

Париж вел корабль к диску сквозь гейзеры бурлящей и шипящей плазмы.

Его «я» ощущало какие-то резкие движения внутри его «мы», и несмотря на нарастающие звуки тревоги, которые издавал корабль, он почувствовал огромное облегчение.

Вжатый в кресло все возрастающим ускорением, он вспоминал все, что видел, все места, где побывал, и прощался со всем этим.

Ты ошибся в расчете траекторий.

- Черта с два я ошибся.

Измени курс. Твой корабль не сможет выдержать искривлений, которые грозят тому, кто летит так близко к диску. Твоя расчетная кривая приведет к тому…

- К моему концу. Я знаю. И не важно, каков он. Аспект Артура вопил. Париж сунул его в нишу, успокоил и отключил сенсорные связи. Зачем ненужная жестокость…

И вдруг Артур крикнул тонко и пронзительно, как бы отвечая на то, о чем когда-то думал Париж. Это был прощальный салют Артура:

Если Разум вывел людей из Материи, дав Вселенной возможность познать себя и тем самым выполнить свое домашнее задание…

Единственной возможностью лишить Богомола знаний, которые ни один человек, кроме Парижа, не мог бы ему сообщать, было стереть часть своего внутреннего «я» и не допустить его до контакта с цифровым сознанием.

Он промчался над вскипающей поверхностью раскаленной добела субстанции, обреченной стать его могилой. Прямо впереди лежало место, откуда даже Богомол не мог извлечь его - самая страшная из пропастей, самая безысходная точка, призывавшая его к себе через необозримые пространства золотого света. Нет, даже Богомолу его отсюда не извлечь.

Париж усмехнулся и, прощаясь с миром, резко нажал на акселератор.