– А сколько нужно, Паркер? – снова вступил в разговор Ральф. – А то у меня есть ребята на примете.

– Ха-ха, ты меня насмешил, – весело сказал Паркер. Положив на стойку двадцать пять центов, он повернулся к Ральфу. – А чего бы тебе самому иногда не подкупить меня, а, парень? Когда я в следующий раз поймаю тебя с полными карманами всякого дерьма, ты и попытайся сунуть мне, ладно?

– Нет, Паркер, с наркотиками вам меня не поймать, сами знаете.

– Ну, смотри, тебе же хуже, друг. – Паркер махнул на прощанье рукой Чипу. – Пока, Чип, до встречи.

– Будь здоров, Энди.

В дверях Паркер обернулся. Без тени улыбки посмотрев на Роджера, он отчеканил:

– Если я увижу, что вы слишком долго болтаетесь тут с нашим общим другом, то, возможно, задам вам ещё кое-какие вопросы, Роджер.

– Понятно, – ответил Роджер.

– Я вам сообщил это на всякий случай, пригодится.

– Спасибо за сообщение.

– Не за что, – ответил Паркер и улыбнулся. – Это часть моей работы, исключительно часть работы.

Он открыл дверь, вышел на улицу и с шумом закрыл за собой дверь.

– Вот, сукин сын, – прошептал Ральф.

Он прикинул, что начал бы рассказ с той женщины и закончил бы ею, хотя это было бы и непросто – рассказать им, как он познакомился с ней. Он не мог представить себе, что будет сидеть за служебным столом против незнакомого человека и рассказывать ему, как он познакомился с этой женщиной по имени Молли. А вдруг ему дадут такого детектива, как Паркер из забегаловки? Как можно такому человеку рассказывать про эту женщину, про знакомство с ней или что они с ней делали? И чем больше он думал об этом, тем труднее казалось ему всё это дело. Непреодолимо трудным казалось пересечь улицу, настолько же трудным – подняться по ступенькам, а рассказать какому-то детективу об этой женщине – ещё труднее, хотя рассказать о самой сути , о самом важном, не представлялось ему чрезмерно трудным – только бы преодолеть прочие сложности.

Ему следует поведать им, размышлял Роджер, что вчера вечером он и не искал никакой встречи, хотя сам не понимал, какое это для них может иметь значение. И в то же время это казалось ему важным, что следовало бы, думал он, объяснить им в первую очередь. Он, значит, поужинал – это было часов в семь – и вернулся в свою комнату. Там он сел у окна, стал смотреть на улицу и думать, как же ему повезло, что он так здорово продал салатницы и что наладил новый контакт здесь, в том магазине центральной части города.

Да, подумал он, надо рассказать им. Вот сейчас пойдет, войдет в это здание и всё-всё расскажет.

Тем вечером он уже подумал было, что надо позвонить матери и сообщить ей о приятной новости – хорошей выручке, но потом ему показалось, что его радость – это нечто интимное и делиться этим ни с кем не стоит, даже с таким близким человеком, как родная мать. О, в Кэри всегда были с этим проблемы. У них ведь такой маленький дом. Рядом комната матери, братишка спит с ним в одной комнате, такая теснотища, что почти невозможно побыть наедине со своими мыслями, подумать о чем-то личном. И комната в доме миссис Дауэрти крепко напоминала дом. Туалет в коридоре, пока идешь, обязательно кто-нибудь попадется по дороге. Комнатушка крохотная, вечно шум с улицы доносится, то и дело вой в трубах – водопроводных, канализационных. Чего не хватало их домику в Кэри и его комнатенке здесь, так это тихого местечка, где можно было бы насладиться одиночеством, даже поплакать или просто побыть с самим собой.

Вчера вечером он покинул комнату в прекрасном настроении. Времени было полвосьмого-восемь. Он не искал себе компании.