Джон Коутс очутился в своем собственном мире, который являл собой противоположность МОРСу.
Где-то прямо над ухом послышался голос:
– Небольшой островок «эго» остался.
Другой голос, женский, ответил:
– Только в глубине.
– Полнейший уход в себя, – сказал мужчина. – Шок, вызванный неудачей, провалом экстрасенс-тестов. Он уже стоял на пороге санатория, хотел вернуться и не смог.
Женщина спросила:
– Нет ли другого выхода, получше?
– В ту минуту ему нужен был хоть какой-то. Он не мог возвратиться к МОРСу, а помощи в санатории не нашел. Отчасти в этом виноват я. Впустую потратил время на тесты.
– Ты думал, что они помогут. – Казалось, женщина подошла поближе. – Он нас слышит?
– Сомневаюсь. Этого никак не определить. Каталепсия полная, поэтому он не может подать нам знак.
– Сколько времени это продлится?
– Трудно сказать: дни, недели, а может, всю оставшуюся жизнь. – Голос Мальпарто как будто удалялся. И Аллан напрягся, вслушиваясь в слова. – Не пора ли сообщить его жене?
– Ты можешь что-нибудь рассказать о его внутреннем мире? – Голос Гретхен тоже начал затихать. – Какая фантазия его поглотила?
– Спасительная. – Голос пропал, потом ненадолго зазвучал снова. – Время покажет.
Все стихло.
Мистер Джон Коутс закричал, пытаясь подняться с кушетки:
– Ты их слышала? Слышала?
На лестничную площадку вышла Гретхен, в одной руке – щетка для волос, через другую перекинуты чулки.
– В чем дело?
Он воззвал к ней в отчаянии:
– Вы с братом разговаривали. Разве ты не слышала? Это… – Он умолк.
– «Это» что? – Она спокойно спустилась по лестнице. – О чем ты говоришь?
На полу, куда упал его стакан, образовалась лужица, он наклонился и подтер ее.
– У меня есть для тебя новость, – сказал он. – Все это не взаправду. Я болен, это психоз, уход в себя.
– Ты меня удивляешь, – сказала она. – Нет, на самом деле. Говоришь как второкурсник колледжа. Солипсизм… скептицизм. Епископ Беркли, все эти разговоры о предельной реальности.
Когда Аллан притронулся пальцами к стакану из-под джина, стена у него за спиной исчезла.
Не разгибаясь, он поглядел на мир за пределами дома. И увидел улицу, другие дома. Он боялся поднять голову. Камин и полка, ковер и мягкие кресла… даже лампа и безделушки – все пропало. Осталась пустота. И только.
– Вот он, – сказала Гретхен, – у тебя под рукой.
Он уже не видел стакана, тот исчез вместе с комнатой. Сам того не желая, Аллан повернул голову. У него за спиной не осталось ничего. Гретхен тоже исчезла. Он оказался один среди пустоты. Только соседний дом виднелся вдалеке. По улице проехала машина, за ней вторая. В окне соседнего дома задернули занавеску. Повсюду сгущался мрак.
– Гретхен, – позвал Аллан.
Ответа не последовало. Тишина.
Когда он открыл глаза, комната вернулась на место. Но Гретхен ушла. Он был один в доме.
Все шторы были задернуты; что-то в глубине души – наверное, интуиция – подсказало ему, что час уже поздний. Вроде бы прошло время, подумал он. Часы на каминной полке показывали восемь тридцать. Неужели прошло целых четыре часа? Четыре часа…
– Гретхен? – произнес Аллан в порядке эксперимента. Затем подошел к лестнице и стал подниматься наверх. Девушки по-прежнему не было и в помине. |