– Ох ты, командир! – Ольга засмеялась. – Отец твой, бывало, тоже все говорил: уходи из своего магазина, что, я нас не прокормлю?! А теперь, сынок, и поздно. Без дела мне вроде сидеть неловко и скучно, а художника из меня уже не получится. Это учиться надо. У меня и руки уже не те, – и она обреченно покачала головой.

Сашка опять не знал, что и ответить, а поэтому вновь перелистнул подборку.

Со следующего листа на него глянул молодой мужчина. Пожалуй, красивый, но какой-то мрачный, с тяжелой линией подбородка и крупными, словно не умеющими улыбаться губами.

– А, это дядя Володя… – произнес Санек почему-то шепотом. – Я его узнал.

Ольга кивнула. Портрет действительно вышел удачным, но Володя не взял его, а неожиданно попросил, чтобы Оля подарила ему свой портрет. Она еще тогда ужасно смутилась и отшутилась как-то неуклюже. И потом ей почему-то было отчаянно стыдно каждый раз, когда она видела Колиного друга детства.

Картинка сложилась не сразу, скорее, собралась как пазл – фрагментами. Вот Володя сидит напротив и смотрит на нее тяжелым немигающим взглядом. Вот старается подать пальто. Поет, подыгрывая на гитаре, что-то томительного-страстное… Вот он до ужаса пьяный в день их с Колей свадьбы…

И этот портрет стал последней каплей, после которой Оленька поняла: признавайся себе в этом или нет, но Колин лучший друг в нее влюблен. Это открытие показалось ей настолько чудовищным, что Оля почувствовала себя едва ли не его соучастницей. «Не хочу об этом ничего знать. И не хочу, чтобы Коля узнал», – решила она, но неизменно терялась в присутствии Владимира, удивлялась, как это муж ничего не замечает – ни ее растерянности, ни его горящего мрачного взгляда… А ведь бог частенько насылает слепоту: того и не видишь, что под самым носом делается.

Она бы, наверное, и открыла Коле глаза на чувства его друга, но как раз в это время Володя впервые притащил к ним девушку. Хорошенькую, рыжую, с узеньким личиком. Она ловко устраивалась у Владимира на коленях, много смеялась, подпевала, когда ее спутник брался за гитару, и вообще, похоже, чувствовала себя в новой компании как рыба в воде.

Оленьке рыжая понравилась тем, что напоминала чем-то бывшую сменщицу, Оксану, которая к этому времени переехала на другой конец Москвы и так погрязла в бурной личной жизни, что времени на встречи с подругой не находилось.

– Вот и у Володьки наконец девушка появилась, – сказал Николай, когда они с женой остались вдвоем после очередной вечеринки.

Оля уже уложила маленького Сашеньку спать и теперь мыла посуду. Николай принимал у нее тарелки, вытирая жестким кухонным полотенцем.

– Знаешь, мне кажется, что ты Володьку не любишь.

Напряженный голос Коли ударил в спину, как нож. Ей захотелось засмеяться. И заплакать. Муж упрекает в том, что она не любит другого мужчину! Ну не это ли предел идиотизму?!

– Да, Володя открывается не перед всеми. Но он – самый лучший человек, понимаешь? Он во много раз лучше меня… – Заскрипел стул, и Оля, хотя не оборачивалась, поняла, что муж сел в своей любимой позе, уперев локти в стол. – Я по малолетству едва в историю не попал. Помнишь, я тебе рассказывал?.. А Володька… он меня вытащил. Понимаешь? Он меня в школу милиции привел. И с тобой мы тоже познакомились только благодаря ему.

Хорошо, что громко льется вода и можно не отвечать… Оленька и не знала, что ответить.

Темыча Санек предупредил эсэмэской, и тот поджидал приятеля на их обычном месте.

– Ну как? – спросил друга Саня, повернув к нему левую сторону лица.