Я вела учет собственного роста, веса и количества голов, забитых мною на каждом футбольном матче. А еще собирала и другие данные, например, достоинства монет в моей копилке, количество прочитанных в каждом месяце библиотечных книг, результаты голосования в «Американском идоле» и сколько золотых, серебряных и бронзовых медалей выиграли Соединенные Штаты на Олимпиаде. Сейчас я почти научилась принимать собственное тело – сосредоточилась на своем здоровье и физической силе, и теперь вместо показаний весов я записываю, сколько времени занимают мои десятикилометровые пробежки и сколько я могу поднять килограммов.

Осматриваю кофейню. Одна посетительница склонилась над ноутбуком и что-то сосредоточенно печатает. Парочка сидит, прижавшись друг к другу: она закинула на его ногу свою, и у них на коленях разложена газета «Нью-Йорк таймс». Отец с маленьким мальчиком в одинаковых кепках с логотипом команды «Янкиз» дожидаются у стойки заказа.

Кажется, в последнее время статистика работает против меня: мне тридцать один, и я ни с кем не встречаюсь. Месяц назад, когда босс вызвал меня к себе в кабинет, я рассчитывала на повышение. Но вместо этого он сообщил, что я уволена. Моя жизнь словно медленно пошла по наклонной.

И я изо всех сил пытаюсь развернуться в обратную сторону.

Во-первых, найти работу. Потом, возможно, зарегистрироваться на сайте знакомств. В моей жизни образовалась прореха, которую раньше заполнял Шон. Пока он не встретил Джоди, мы по меньшей мере раз в неделю заказывали китайскую еду и запоем смотрели «Нетфликс». Он постоянно теряет ключи; по интонации, с которой он произносит: «Шэй?» – я сразу понимаю, что ему нужна помощь с поисками. Он поливает цветок, который мы назвали Фредом, а я забираю почту.

Шон – первый, кто мне действительно понравился с тех пор, как я рассталась с парнем из колледжа. Я начала влюбляться в него несколько месяцев назад. И думала, он чувствует то же самое.

Бариста ставит мой латте на стойку, я забираю его и направляюсь к двери.

Уже в начале десятого утра жара становится удушливой и тяжелой; она опутывает меня, пока я иду к станции метро на 33-й улице. Когда я чувствую, как волосы прилипают к шее, то останавливаюсь, чтобы достать из сумки резинку и завязать их в хвост.

Это простое действие стоит мне двадцати двух секунд.

Спустившись по грязным ступеням в тоннель, я вижу, как уезжает пропущенный мною поезд. Несколько человек, вышедшие на этой станции, поднимаются по противоположной лестнице. Оказавшись на платформе, чувствую ветерок от ушедшего поезда. Флуоресцентный свет надо мной мигает, из переполненной урны выпадает мусор. На платформе лишь еще один человек, метрах в десяти от меня.

Почему он не сел на уехавший поезд?

Если тебе от кого-то не по себе, обычно на это есть серьезная причина. Мужчина с козлиной бородкой и рюкзаком на пустынной платформе метро в воскресенье утром не может стать достаточной причиной для того, чтобы мой пульс участился.

Но то, как он на меня смотрит, – может.

Наблюдаю за ним краем глаза, опасаясь любых резких движений, пока мозг лихорадочно соображает. Лестница прямо за мной. Если он захочет мне навредить, возможно, я успею убежать. Но могу застрять на турникете.

Других путей к бегству я не вижу.

Мужчина делает медленный, осторожный шаг в мою сторону.

Я осматриваюсь, надеясь, что появится кто-нибудь еще.

И вижу, что вообще-то мы не одни. Девушка в зеленом платье в белый горошек стоит на платформе поодаль, с другой стороны от мужчины. Она наполовину скрыта в тени большой колонны.

Двигаюсь в ее сторону, наблюдая боковым зрением за мужчиной. Но он лишь продолжает идти в сторону лестницы и, поднявшись по ней, исчезает. Я ругаю себя за паникерство – возможно, он просто перепутал направление и спустился не на ту платформу, я и сама так ошибалась.