|
Черный хлеб за четырнадцать и белый батон за тринадцать - двадцать семь. В молочном отделе еще велено взять три пакета молока, синеньких, по шестнадцать копеек, полкило сметаны по рубль пятьдесят - семьдесят пять копеек, и бутылку кефира - еще тридцать. И триста граммов сыра по три рубля за килограмм - девяносто копеек. Потом надо бежать в овощной магазин за картошкой, по десять копеек за килограмм, в пакете три кило, стало быть, еще тридцать копеек. Итого, сколько набежало? Четыре рубля тридцать восемь копеек. Останется еще шестьдесят две копейки, так что можно купить молоко не по шестнадцать копеек, трехпроцентное, а по двадцать пять, в красных пакетиках-пирамидках, в нем шесть процентов жирности, поэтому оно вкуснее, хотя и дороже. И сметану взять не по рубль пятьдесят, а по рубль семьдесят, она хоть не такая кислая и жидкая, а ведь сметана нужна маме для теста, она собирается в выходные что-то испечь, наверное, любимый Наташин торт-медовик, он как раз на сметане делается. Увлеченная расчетами, она вздрогнула, услышав совсем рядом знакомый голос: - Девушка, я перед вами занимал, вы не забыли? Перед ней стоял улыбающийся Марик с авоськой в руке. - Прихожу с работы, а меня мама в магазин посылает, говорит, мол, Наташа только что побежала в гастроном, иди скорее, может, она еще в очереди стоит. Удачно я успел, да, Туся? Давно стоишь? Наташа взглянула на маленькие часики на кожаном ремешке - подарок отца ко дню рождения. - Минут сорок. Вставай передо мной, всего три человека осталось. - Неправильно мыслишь. Вот тебе рубль, возьми для нас двести граммов "Любительской" колбасы, а я пойду в молочный очередь занимать. Так сменяя друг друга в очередях они купили все необходимое. Марик левой рукой легко подхватил тяжелую Наташину сумку, а правую согнул в локте. - Хватайся, а то скользко, упадешь. На улице и в самом деле было скользко, декабрьский мороз лизал ледяным языком щеки и нос, холодный ветер засыпал в глаза мелкую снежную крупу. У Наташи моментально замерзли руки, и только тут она сообразила, что в пылу беготни из очереди в очередь сунула перчатки на самое дно сумки, и теперь для того, чтобы их достать, нужно останавливаться, ставить сумку на тротуар и выкладывать все продукты. Ладно, правую руку она засунет в карман, а вот что делать с левой, которая так хорошо лежит на рукаве у Марика? Не убирать же ее. Ладно, ради такого случая можно и потерпеть, до дома ведь совсем близко. Однако Марик почти сразу заметил ее покрасневшие пальцы. - А перчатки где? Потеряла? - Они в сумке, я их продуктами завалила, - как можно беспечнее отозвалась Наташа. - Да мне и не холодно совсем. Он остановился, поставил на тротуар Наташину сумку и свою авоську, снял перчатки и протянул ей. - Возьми, надень, а то лапки отморозишь. Бери, бери, не стесняйся. - А ты как же? - А мне не страшно, у меня, как у всех мужчин, кожа толстая. - Ты обо всех девушках так заботишься? - весело спросила она. - Не обо всех, а только о некоторых. - О каких же? - О самых лучших. |
