Я очень виновата перед тобой, я втравила тебя в эту историю, я согласилась на то, чтобы ты
познакомилась с Игорем, а через него - с Виктором Федоровичем, потому что была напугана, была парализована страхом. У меня, наверное, мозги
отказали, если я согласилась на такое. Но прошел год, и ничего не случилось, никакой катастрофы. Может быть, я сильно преувеличила опасность, ты
же сама говоришь, что за весь этот год Виктор Федорович ни разу не упомянул моего имени и вообще проблему сотрудничества людей с КГБ ни в каком
виде не обсуждал. Если тебе нравится Игорь - пожалуйста, встречайся с ним, спи с ними, живи. Но если ты делаешь это только ради меня, то не
нужно. Ты собираешься принести себя в жертву, но это искалечит всю твою жизнь. Ты же сама мне потом этого не простишь.
Ира вскочила с табуретки, опустилась перед Наташей на колени, положила голову на ее бедро, как преданная собака.
- Натулечка, после всего, что ты для меня сделала, никакие жертвы не будут слишком большими. Мне ничего для тебя не жалко, жизни своей
не жалко, только бы тебе было хорошо. Ты пойми, тебе, может быть, это все и не нужно, но это МНЕ нужно. Понимаешь? МНЕ. Я должна чувствовать,
что искупаю свой грех перед тобой, иначе я не смогу жить спокойно. Я - преступница, и я не успокоюсь, пока не почувствую себя достаточно
наказанной. А ты все время хочешь мне помешать. Неужели тебе меня не жалко?
Опять она заговорила о Ксюше. Это случалось нечасто, но Наташа твердо знала, что Ира все помнит, помнит каждый день, каждый час, винит
себя и не знает, что ей делать с этим чувством страшной вины. Наташа давно уже научилась не плакать, вспоминая свою маленькую дочь, но до сих
пор слезы наворачивались на ее глаза каждый раз, когда Ира заговаривала о своей вине и своем грехе.
- Жалко, - проглотив слезы, сказала она. - Мне тебя очень жалко. Поэтому я и не хочу, чтобы ты выходила замуж по такому подлому расчету.
Ирочка, девочка моя, ты потом раскаешься в этом и будешь винить во всем меня. И мы с тобой попадем в замкнутый круг взаимных обвинений, из
которого уже никогда не выберемся. Мы будем до самой смерти жить в аду. Ты этого хочешь?
Ира резко поднялась с колен, посмотрела на висящие на стене часы, бросила в рот очередные таблетки и залпом выпила стакан воды.
- Запомни, Натулечка, я никогда и ни в чем не буду тебя винить. И осуждать ни за что не буду. Хуже и страшнее того, что я сделала,
сделать невозможно. Что бы ты ни делала, ни один твой поступок этого не перевесит. И вообще, чего ты сидишь? Уже семь часов, пора мальчишек
поднимать. Давай, я завтрак приготовлю, мне все равно еще полчаса до коктейля ждать.
Наташа сложила бумаги в папку и отправилась в комнату к сыновьям. И как обычно, прежде чем их будить, несколько секунд разглядывала
спящих мальчиков. Сашка уже совсем большой, ему тринадцать, голос начал ломаться, над верхней губой пушок виднеется, с каждым месяцем все более
заметный. Густые темнорусые вихры закрывают лоб и уши. В прежние времена, когда Наташа училась в школе, с такой прической без разговоров
выгоняли с уроков и отправляли в парикмахерскую, а теперь полная свобода, никто никого не заставляет стричься, волосы можно носить любой длины,
даже школьную форму отменили. Хорошо это или плохо? Для ее сыновей, наверное, нормально, но ведь не у каждого ребенка в семье такой достаток,
как у Вороновых, а дети есть дети, они хотят быть не хуже других и страшно комплексуют из-за того, что у них нет таких модных вещей, как у их
одноклассников. |