Максимов поднес к глазам бинокль. Черные султаны разрывов взметнулись точно в центре колонны. Потом обзор закрыло пылевое облако.

— Прекратить огонь!

Рахмон продублировал команду. Пушки смолкли. На гребне противоположного склона появились черные фигурки. Рассыпались в бисерную нитку.

— Ну вот и они. — Максимов опустил бинокль.. — Сейчас, брат Рахмон, нам вынесут первое и последнее китайское предупреждение.

За склоном, где залегла пехота противника, низко бухнуло, эхо покатилось по горам. В следующую секунду взрыв ударил в склон. Земля под Максимовым ощутимо вздрогнула.

Он оглянулся на радиста. Тот прижал наушник ладонью.

— Тащи сюда, — махнул рукой Максимов. — Радист подбежал, протянул наушники.

Максимов расслышал середину фразы:

— … бесполезно. Я пришел взять штурмом базу, и я это сделаю, — говорил хриплый мужской голос. — Подумай, кого и что ты защищаешь? Ради кого ты посылаешь на смерть своих людей? Я — полковник Бердыев — даю слово воина, что ни один волос не упадет с головы того, кто сдастся в плен. Каждый, кто захочет, может присоединиться к нашей борьбе. Мы сражаемся за будущее своего народа. А за что воюете вы?

Максимов знал, что этот голос его люди сейчас слушают в каждом танке и БМП. Он так и подумал о них — «мои».

Нажал тангенту, вклинившись в радиоволну.

— Бердыев, я уважаю тебя, как воина. Но и ты уважай меня. Давай не будем тратить время на слова. Помолимся и начнем.

— Внимание, всем. Сектор три. Беглый огонь из всех орудий. Огонь! — скомандовал Максимов своим людям, зная, что обязательно услышат.

Толкнул Рахмона в плечо.

— Не спи, блин! Сектор три, беглый огонь!

Рахмон частил в трубку, захлебываясь словами.

«А вот сейчас посмотрим, кто чего стоит», — подумал Максимов.

Ожидание длилось три долгих секунды. Потом над горами загремела молитва в исполнении Славки-Беса.

— Паразиты, — беззлобно ругнулся Максимов, рассмеявшись.

Внизу загрохотали пушки. Трескуче вступили крупнокалиберные пулеметы БМП. По противоположному склону пробежала цепочка разрывов. Наводчики скорректировали огонь, и снаряды по высокой траектории стали перелетать за срез склона. Рвались, вскидывая в небо дымные султаны.

Пушки Бердыева пока не вступили в дуэль. Радист затыкал пальцем в карту, что-то затараторил. Рахмон, закрыв одно ухо, чтобы не мешало гулкое эхо взрывов, выслушал его, перевел для Максимова:

— Разведчики передали. Квадрат тринадцать-одиннадцать-три. Разворачивается батарея «Градов»,

Максимов бросил взгляд на карту. Потом нашел на местности нужный склон.

Но команду накрыть огнем батарею отдать не успел. Из-за спины, со стороны солнца, раздался вой пикирующих самолетов.

Максимов кубарем скатился в окоп, сорвав за собой остолбеневшего Рахмона.

Четверка штурмовиков чуть не чиркнула по опорному пункту. Самолеты прошли так низко, что сразу же заложило барабанные перепонки и от боли потемнело в глазах.

Взрывов они не услышали, только почувствовали, что дрогнула земля.

Максимов заставил себя поднять разрывающуюся от боли голову.

Противоположный склон закрыло серое облако.

В небе, разойдясь «тюльпаном», рассыпалась четверка штурмовиков, заходя на боевой разворот.

«Так, Бердыеву — писец, — сделал вывод Максимов. — Наверное, крупно достал всех, раз авиацию подогнали».

Штурмовики по одному, как стервятники, стали пикировать вниз. Черные стрелы самолетов закутались в дымке. Стоило им пронестись над позициями Бердыева, как в небо взметался огонь и черный дым.