С этими словами пастух повернулся и вышел. Судя по тому, что он не взял с собой никакой поклажи и обещал вернуться на рассвете, до которого оставалось всего несколько часов, хозяин отправлялся не к самому Запате, а к промежуточному курьеру, скорее всего, в ближайшую деревню.

Хорнблоуэр решил сходить на сеновал и предупредить Рикардо, чтобы там вели себя тихо. Приход его оказался ко времени. Опьяненные сладким запахом сухой травы, легионеры, в сущности совсем еще мальчишки, устроили на сеновале веселую детскую возню. Сержант Перейра, должно быть, тоже заразившись их азартом, ничего не предпринимал, чтобы остановить их. Честно говоря, Горацио и сам с удовольствием зарылся бы с головой в сложенный под навесом огромный стог, но для капитана Королевского Флота даже помыслить о таком было святотатством.

— Отставить, сержант, — приказал он вполголоса, но не терпящим возражений тоном. — До утра никакого шума! Сидеть тихо как мышкам. А кто не хочет спать, того поставьте часовым.

— Слушаюсь, сеньор капитан, — ответил Рикардо и подмигнул Хорнблоуэру, или тому просто померещилось в темноте, — не мог же в самом деле сержант так открыто нарушить субординацию! Хотя от Рикардо всего можно было ожидать.

Капитан вернулся в дом, немного завидуя легионерам, которые будут ночью дышать свежим воздухом, смешанным с пьянящим ароматом сена. Клавдий уже спал, забравшись на верхние нары и отвернувшись к стене. Гастон Виллебуа собирался последовать его примеру, Миранда сидел на колченогом табурете возле стола, брезгливо косясь на неприглядное ложе. Хорнблоуэр сразу понял его колебания и заметил, как бы вскользь, что с детства не вдыхал такого приятного запаха, как пять минут назад. Дон Франсиско сразу загорелся желанием и тут же объявил, что пойдет спать к Рикардо, с которым «привык не расставаться». Месье Виллебуа, тоже с сомнением озиравший хозяйское ложе, поспешил последовать за ним. И лишь Клавдий, проснувшись на минутку, пробурчал сердито, что не выносит свежего воздуха, повернулся обратно к стенке и вскоре заливисто засвистел носом. Горацио спать не хотелось — слишком велико было нервное напряжение последних часов, да и неопределенность будущего томила душу. Он уселся на табурет и в тысячный раз принялся обдумывать возможные варианты действий, глядя невидящими глазами в затянутое бычьим пузырем окошко.

Пастух вернулся на рассвете, как обещал, но не один, а с подпаском — парнишкой лет двенадцати, тащившим на плече длинный кнут, волочившийся за ним по траве. Мальчик сразу побежал к кошаре, или загону для овец, и начал выгонять отару. Хозяин зашел в дом и спокойно встретил вопросительный взгляд Хорнблоуэра.

— Мальчишка глухонемой, — пояснил он, — но вам лучше все равно не выходить, пока он не угонит овец. А вечером вас здесь уже не будет.

Капитан успокоился. Хозяин отрезал ломоть сыра, достал из корзинки пару лепешек, завернул еду в тряпицу и вышел. Он, несомненно, заметил, что двое из четверых покинули хижину, а сам Хорнблоуэр так и не ложился, но ничего по этому поводу не сказал. Пастушонок угнал отару, а Педро — так звали пастуха, причем имя свое он сообщил Хорнблоуэру с большой неохотой, — остался дома. С утра он торчал во дворе, занимаясь различными крестьянскими делами и время от времени внимательно оглядывая окрестности. Гостям он велел ни в коем случае не выходить из убежища. Сидеть целый день на одном месте, не имея возможности толком размять ноги, было не очень приятно, но роптать никто не посмел, понимая справедливость требования.

День тянулся невыносимо долго; особенно угнетающе давило вынужденное бездействие на капитана, чья активная натура не выносила ничегонеделания. Усилием воли он заставил себя терпеливо ждать, ни единым намеком не выдавая своего раздражения. Легче других перенес вынужденное заточение Клавдий, которому было не привыкать.