— Придется нам покинуть судно, — сказал наконец Хорнблоуэр; это решение далось ему нелегко и стоило немалой душевной борьбы.

Бедлстоун, видимо, испытывал еще более скверное чувство, потому что разразился потоком отчаянных ругательств, достойных покойного Мидоуса.

— Вы правы, конечно, — сказал он, немного успокоившись, — но какая все-таки жалость! По десять тысяч фунтов на нос для нас с вами… А теперь, я полагаю, нам придется поджечь этого красавца перед уходом?

— Мы не можем этого сделать! — воскликнул Хорнблоуэр — эти слова сорвались у него с языка прежде, чем он успел обдумать свой ответ.

Пожар на деревянном судне всегда был самым страшным бедствием. Если англичане подожгут бриг, никакие попытки со стороны оставленных на нем французов потушить огонь не будут иметь успеха. На борту находилось от пяти до семи десятков человек, и все они будут обречены либо сгореть заживо вместе с кораблем, либо броситься в воду и найти свою гибель на морском дне. Хорнблоуэр не мог заставить себя принять такое решение обдуманно и хладнокровно. В голове у него уже созрел другой план.

— Мы оставим им неуправляемый корабль, — сказал он. — Порежем все снасти — шкоты, фалы, штаги… Это займет не больше пяти минут, а на исправление уйдет не меньше суток.

Должно быть, в Бедлстоуне проснулся дремлющий в каждом человеке демон разрушения, потому что он кивнул, соглашаясь с предложенным планом, и не стал оспаривать его разумность.

— Ну что ж, — сказал он, — принимаемся за работу!

Вся затея потребовала минимальных усилий со стороны обоих капитанов. Среди их людей было много офицеров, людей опытных, которым не требовалось ничего объяснять и было достаточно короткого приказа. Оставив необходимое число людей для охраны продолжающих пока сопротивляться под ударами топоров люков, остальным была дана команда рассыпаться по вантам, чтобы свершить свое грязное дело. Лишь когда все занялись выполнением приказа, капитан вспомнил о первейшем долге королевского офицера, захватившего неприятельское судно. Последние полчаса голова у него вообще работала неважно, проблесками, напоминающими вспышки молнии на затянутом тучами небе.

Он нырнул в капитанскую каюту. Как он и предполагал, ящики письменного стола оказались запертыми. Хорнблоуэр вернулся на палубу и подобрал валявшийся у одной из пушек гандшпуг, после чего взломать замки оказалось проще простого. В столе находились судовые документы, сигнальная книга, карты и прочие бумаги. Кроме этого, Хорнблоуэр сделал не совсем обычную находку. Этот предмет он обнаружил после того, как начал собирать все бумаги в одну кучу. На первый взгляд находка представляла собой тяжелую металлическую пластину прямоугольной формы, свинцовую, судя по весу, и перевязанную просмоленным шпагатом. Дальнейшее обследование показало, что пластина была двойной, наподобие сэндвича, внутри которого содержались какие-то бумаги. Хорнблоуэр сразу понял, что бумаги эти несомненно важны и секретны. Они могли быть тайным донесением, посланием или содержать последние изменения в шифрах или сигнальных кодах, еще не внесенные в сигнальные книги. Свинцовая оболочка говорила сама за себя — в случае угрозы захвата судна этот пакет надлежало выбросить за борт в первую очередь. К счастью, тесак Мидоуса не позволил французскому капитану до конца выполнить свой долг.

Что-то тяжелое с грохотом обрушилось на палубу, напоминая капитану, что процесс разрушения такелажа идет полным ходом и скоро должен завершиться. Он огляделся по сторонам, решительно стянул одеяло с койки, покидал на него все бумаги из взломанного стола и завязал концы одеяла в узел, который взвалил на плечо.