— Конец Кащею пришел, потому что смерть его в суме моей дорожной!
Яга заулыбалась. Не прогадала она, правильный выбор сделала. На душе Бабы-Яги стало спокойно-Даже помолодела она, сбросив с души тяжкий груз сомнений.
Великаны переглянулись. Нелегко расстаться с мыслью, что богатырь этот улыбчивый — твой главный враг.
Муромец друзей обнял.
— Вот и снова мы вместе!
И тут, тяжело отдуваясь, подошел к ним чернец, одетый попоходному. При виде его глаза Алеши Поповича заискрились: — Где ж ты так задержался?
Чернец неопределенно махнул рукой.
— Сапоги-скороходы испортились. Полдороги бежать пришлось.
Все засмеялись и в это время Лихо Одноглазое, уже освобожденное Добрыней от пут, нетерпеливо сказало:
— Рано радуетесь! Поспешать надо. Крушит Кащей стены киевские.
Стих смех.
— Лететь надо! — решительно заявил Попович. — Садись, Илья, на ковер-самолет!
— А выдержит ли? — сомнился Муромец.
— А вот я вас всех поуменьшу, — сказал Попович, потянувшись за дареным куском хрусталя.
Сзади кашлянули.
— Погоди уменьшать, — сказал подошедший корабельщик Симеон. — Волшебство, оно всегда ненадежно. Мы тут Летучий Корабль починили. На нем места всем хватит!
21. ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА
Неспокойно было во граде Киеве.
Подступили ко граду черные орды враждуров, заполонили холмы по Днепру. На расстоянии полета стрелы от стен киевских разбил огромный черный шатер Кащей Бессмертный. Глядел он в трубу волшебную на город и слал на приступ воинство свое.
Дважды уже сбрасывали защитники Киева со стен ворвавшихся враждуров. Но враги все прибывали, а защитников города становилось все меньше, и чем мог помочь людям впавший в малолетство от молодильных яблок князь Владимир?
Не было среди защитников ни Ильи Муромца, ни Добрыни Никитича, ни даже молодого да удалого Поповича. Жалел воевода, что послал их на поиски меча-кладенца. И без меча того, верно, справились бы богатыри!
А в шатре Кащея уже делились земля и богатства русские.
Прихлебатели кащеевы услужничали наперебой в надежде на скорые милости. Главный Советник Хныга настаивал брать Киев приступом немедленно и враждуров при этом не жалеть. В том и доля их славная — умереть во славу своего повелителя! Бессмертный соглашался с Советником в том, что враждуров жалеть ни к чему, но полагал, что без разницы — падет Киев сегодня или сдастся на черную милость победителя через несколько недель.
В стане кащеева воинства царило пьяное ликование. Открывались бочки с пьяным южным вином, жарились целиком на вертелах захваченные на пастбищах быки, и бросался жребий кому назавтра умирать на стенах киевских.
Ближе к закату от далекой Поклон-горы протянулся дымный след и над бесчисленными ордами кащеевыми тяжело пролетел зеленый змей с перепончатыми крыльями. Змей покружил над шатром Бессмертного и сбросил свернутый в трубку пергамент, который тут же подобрали и доставили повелителю.
Кащей трапезначал, налегая на крепкое южное вино. Он не пьянел, а только делался бледнее и костистее.
Развернув свиток, Кащей прочел доставленное письмо:
«Великий господин мой, Кащей!
Ваше всемогущее Бессмертие!
Доношу Вам, что стакнулись на Поклон-горе в полном здравии все три Защитника.
Попович был неизвестно где и подвигами ратными похвастаться не может.
Добрыня Никитич дважды дрался с Лихом Одноглазым. В первый раз был сражен, во второй раз побил Лихо и в полон его взял. Вия-истребителя Добрыня из пожарища спас и теперь Вий с богатырями русскими в товарищах ходит.
Меч-кладенец захватил Илья Муромец, при этом меня жестоко побив и головы лишив любимой. |