Тони рассмеялся. Сержант и Слэттер пристально посмотрели на него.

— Вы знаете не хуже меня, что с этим делом все так просто не объяснить. Вам это прекрасно известно. Об этом деле нельзя судить вот так сразу, безапелляционно, сгоряча.

Разговор явно зашел в тупик, и повисло молчание. Сержант Дэнхам, будто бы не услышав последних слов Марстона, нахмурившись, наконец произнес:

— Вот, например, как миссис Тёрнер относилась к этому слуге? Она хорошо обходилась с работниками?

Разъяренный Тони, нащупывавший точку опоры в хаосе охвативших его чувств, силящийся разобраться в законах и правилах, часть которых оставалась для него непонятной, ухватился за вопрос как за соломинку — с этого ответа можно было начать рассказ.

— Я считал, что она обращалась с ним плохо. Хотя, с другой стороны…

— Небось пилила его? Ну да, женщины в этой стране часто с этим перегибают палку. Верно я говорю, Слэттер? — Тон сержанта был непринужденным, доверительным, раскованным. — Моя старуха вообще сводит меня с ума… должно быть, дело в самой стране. Они тут понятия не имеют, как следует обращаться с ниггерами.

— С ниггерами должны иметь дело мужчины, — произнес Чарли. — До ниггеров не доходит, если ими начинает командовать женщина. Своих-то женщин они держат в узде, как полагается. — Он рассмеялся.

Сержант тоже рассмеялся. Они повернулись друг к другу и даже к Тони с явным облегчением. Напряжение спало, опасность миновала, и Тони снова почувствовал, что им пренебрегли. Допрос, по всей видимости, подошел к концу. Марстон едва мог в это поверить.

— Погодите, послушайте, — начал было он и тут же остановился.

Оба мужчины повернулись и посмотрели на него. На их мрачных непреклонных лицах застыло раздражение. В их взглядах безошибочно читалось предостережение! Именно таким предостерегающим взглядом награждают молокососов, рискующих навредить самим себе, сболтнув лишнего. Осознание этого факта стало для Тони последней каплей. Он сдался и решил умыть руки. В крайнем изумлении он взирал на обоих мужчин, полностью взаимно разделявших душевный настрой и чувства. Они, сами того не осознавая, не отдавая в этом отчета, великолепно понимали друг друга, а их действия, связанные с преступлением, были интуитивными: как Слэттеру, так и Дэнхаму и в голову не пришло, что их поведение может показаться странным и даже противоречащим закону. Да и разве было в их поступках что-то противозаконное? На первый взгляд их разговор был вполне обычным и заурядным — официальная часть закончилась, когда сержант захлопнул записную книжку, а он ее захлопнул, почувствовав, что в беседе наступил критический момент.

— Лучше труп отсюда убрать, — сказал Чарли, повернувшись к сержанту. — Слишком жарко, медлить нельзя.

— Да, — отозвался полицейский и отправился отдать соответствующие приказания.

Позже Тони понял, что о несчастной Мэри Тёрнер непосредственно упомянули лишь один раз, да и то только в этой жестокой в своей сухости фразе. Да и с чего о ней упоминать… если забыть, что на самом деле имела место дружеская беседа между фермером, являвшимся ее ближайшим соседом, полицейским, который время от времени бывал в гостях у нее дома, и помощником управляющего, прожившим здесь, на ферме, несколько недель.

«Сейчас не время», — подумал Тони и вцепился в эту мысль. Предстоит суд, и уж там все будет как полагается.

— Расследование дела — пустая формальность, — будто бы размышляя вслух, произнес сержант и посмотрел на Тони.

Дэнхам стоял возле дежурной машины, наблюдая за тем, как полицейские-туземцы подняли завернутый в одеяло труп Мэри Тёрнер и стали пристраивать его на заднее сиденье.