— Скажите, мадемуазель, не могу ли я принять ванну?

— Я хотела вам это предложить…

Она ушла, и вот уже оба крана низвергают воду. Я покидаю диван и бреду, пошатываясь, в ванную. Молодая девушка смотрит на меня внимательно. Ее голубые глаза, кажется, начинают танцевать на лице.

— У вас совершенно никудышный вид! — замечает она.

— Нет, я… Кажется, я заболел в этой гнилой воде!

Вода в ванне горячая. Она обнимает меня, как пуховое одеяло. Я, совершенно разбитый, вытягиваюсь… Мое сердце готово разорваться… я задыхаюсь… С бесконечным трудом я поднимаюсь и встаю на фаянсовый пол.

Я не могу переносить давление воды, несмотря на ее нежность и тепло. Она вызывает в моей памяти пребывание в бассейне. Теперь я понимаю, что час, проведенный мною под кувшинками, будет одним из самых жутких часов моего существования. Со временем это перейдет в кошмар.

Я беру халат, но не могу его надеть. Мои движения становятся все более неточными… Все в тумане… Мне холодно, я стучу зубами. Ограничиваюсь тем, что закрываюсь спереди банной простыней и вхожу в комнату. Малышка уже приготовила постель… Две белые простыни ждут меня. Я падаю в них…

— Мне холодно! — говорю я, стуча зубами, — мне холодно…

Она набрасывает на меня одеяла… Ничего не помогает… Она дает мне выпить немного спирта.

— Послушайте, — шепчу я. — Я уверен, что заболел… Для вас лучше предупредить полицию…

Я совершенно обессилел и не способен бороться со злом. Ее прохладная рука ласкала мой лоб.

— Не бойтесь ничего, — шептала она. — Не бойтесь ничего.

Я в самом деле заболел. Мне казалось, что я прошел сквозь туннель, пронизанный светом. Я открыл глаза, посмотрел, не узнавая окружающее, но что-то оно мне напоминало… Ах, да! Комнату малышки…

Она приблизилась со шприцем в руке, решительным жестом подняла простыню и протерла ледяной ватой мое левое бедро. Запах эфира защипал нос. Я попытался протестовать, но почувствовал укол в мягкое место. Опять ощущение холода…

Немного побледнев, она посмотрела на меня.

— Как вы себя чувствуете?

Мне казалось, что я могу говорить нормально, но артикуляция не получалась. Челюсти были, можно сказать, спаяны.

— Теперь будет лучше… — сказала она.

Мне удалось улыбнуться… Я сморщился и услышал свое «мерси». Она села на край дивана.

— У вас пневмония… Я очень испугалась, что придется вас госпитализировать. Я сказала себе, что если сегодня утром ваше состояние не улучшится…

Слова, которые она произносила, доходили до меня с некоторым запозданием, но я их вполне понимал. Они вызывали во мне реакцию, вопросы. Я сосредоточился. Мне надо объясниться… Почему, черт возьми, я не могу говорить? Пневмония, она же не осложняется кровоизлиянием в мозг, и тем не менее.

— Это вы меня…

Дальше я не мог говорить. Я догадался: это не паралич, а слабость.

— Да, это я вас выходила. Я работаю сестрой милосердия в одной из больниц Берна, сейчас на каникулах, к счастью… По вашим симптомам я поняла, что с вами, и вводила вам сульфамиды…

— Долго?

— Два дня… Не шевелитесь… У вас начала падать температура.

— Как вас зовут?

— Франсуаза…

Я слегка пошевелил пальцами. Она взяла меня за руку, и я сразу почувствовал, что мне лучше. Через мгновение я заснул. На этот раз это была не кома, а добрый храп отца семейства.