Татьяна Бочарова. Трефовый интерес
1
… – О оставлении согрешений, во блаженней памяти преставльшихся Господу помолимся. – Господи, помилуй. – О приснопамеятном рабе Божиим, Евгении, покоя, тишины, блаженныя памяти его Господу помолимся. – Господи, помилуй. – О простити ему всякое прегрешение вольное и невольное, Господу помолимся. – Господи, помилуй… Елизавета Антоновна слушала батюшку, опустив голову и глядя на носки своих туфель. По щекам текли слезы. «Женька, Женечка, ну как же? Как ты мог так со мной поступить? Ушел, покинул. И что я без тебя? Куда? Всю жизнь вместе, бок о бок, с восемнадцати лет. Детишек Бог не дал, друг дружке были как дети. Слова грубого не сказали друг другу за столько лет. Казалось, никогда это не кончится – жизнь, как сказка, полная нежности, заботы, понимания и доверия. И вот…» Елизавета Антоновна не удержалась и сдавленно зарыдала. На плечо легла чья то рука. Ах да, соседка с третьего этажа, как ее, Маша, кажется. Елизавета всегда была малообщительной, а тут дом новый, переехали недавно. С соседями в основном общался Женя, она никого толком не успела узнать за полгода. Эх, зачем радовались, дураки, зачем обставляли новую квартиру? Знали бы, чем обернется этот переезд, сидели бы в старой панельной двушке и не рыпались… – Вам нехорошо? – участливо проговорила девушка и погладила Елизавету по плечу. – Хотите водички? У меня есть. Та кивнула и вытерла глаза. Соседка протянула ей пластиковую бутылочку. Почему, откуда она здесь, эта милая девочка? Лиза не помнила, что звала на похороны кого то из соседей. Девушка словно услышала ее мысли. – Я не могла не прийти. Евгений Иваныч столько сделал для нас. Мы его всю жизнь помнить будем, такое горе! Елизавета хотела было спросить, что именно сделал ее Женька для этой румяной, курносой девушки, но у нее не было сил шевелить губами. Она глотнула из бутылки. Вода была с привкусом лимона. – Легче? – мягко спросила Маша. – Немного. – Лиза кивнула и продолжила слушать батюшку. Тот уже заканчивал отпевание. «Помилуй нас, Боже, по великой милости Твоей, молим Тебя об этом, услышь и помилуй…» Священник оглядел притихших людей. В полумраке отчетливо слышалось потрескивание свечей. – Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему… Все с ожиданием посмотрели на Лизу. Она на негнущихся ногах подошла к гробу, нагнулась и поцеловала Женю в холодный восковой лоб. – Прощай, любимый. Мы обязательно встретимся. Дай бог, чтоб поскорей. – Грех говоришь, сестра, – незлобиво укорил ее священник. – Смерти себе выпрашивать – грех. Лиза опустила глаза и стала в изголовье гроба. Один за другим подходили люди. Все они казались ей безликими, темными силуэтами на фоне зыбкого пламени свечей. Она не разбирала, кто есть кто. Кажется, эти трое мужчин с Женькиной работы, а вон те женщины – двоюродная сестра и племянница. Родители Евгения давно умерли, родни в столице было мало, в основном все жили в далеком Екатеринбурге, из которого он был родом. Выйдя из церкви, все погрузились в автобус и поехали на кладбище. Рядом с Лизой все время была Маша. Лица ее она не видела, только руки. Они то и дело обнимали, подавали платок, все ту же бутылку с водой, таблетку валидола. На поминках неожиданно все взял в свои руки какой то тучный, лысый толстяк. Он уселся во главе стола и налил водки окружавшим. – Ну, что тут сказать… – Голос у него был низким, басистым, быстро перекрывшим гул, царивший за столом. – Светлая память Жене, Евгению Иванычу. Святой был человек. Мы с ним лет десять как дружим. Дружили… Золотые руки Господь ему дал. |
