Джоан уловила момент его пробуждения по глубокому, прерывистому вздоху. Затем рука Эрвина скользнула по обнаженной женской груди. Это мгновенно заставило его сбросить остатки сна.

Значит, уже поздно думать о том, как бы отстраниться, не разбудив его. Слишком поздно. Джоан с трудом перевела дыхание, и ее глаза наполнились слезами.

Нет смысла отрицать, что они все еще хотели друг друга. Но стал бы он заниматься с ней любовью? А если бы и стал, было ли это просто страстью без любви или знаком того, что он изменил свое отношение к ней, отбросил презрение и недоверие и захотел разобраться в том, что случилось?

Но, может, ей самой стоит попытаться убедить его в своем желании начать все сначала, в том, что ее любовь не угасла даже после всех жестоких, несправедливых слов, которые ей пришлось от него услышать?

Джоан уже собиралась потянуться к мужу, прошептать, как она любит его и раскаивается в случившемся, но в этом момент Эрвин рывком поднялся с кровати и, собрав разбросанную как попало одежду, направился в ванную.

Она со стоном зарылась головой в подушку и крепко стиснула руки. Судя по тому, с какой быстротой Эрвин отстранился от нее, можно было подумать, что он обнаружил в постели рядом с собой гремучую змею!

Когда боль немного утихла, Джоан вытерла глаза, несколько раз глубоко вздохнула и, свесив ноги с кровати, потянулась за халатом. Накинув его, она подошла к высокому, во всю стену, зеркалу. Ее волосы были растрепаны, полупрозрачная ткань почти не скрывала наготы. Но Джоан это совершенно не заботило. В нынешней ситуации ложная скромность была абсолютно неуместна. За всю эту долгую ужасную неделю она поняла, что, несмотря на все свои старания, так и не смогла разлюбить Эрвина. Она лишь обманывала себя, утверждая, будто ей это удалось. Но у нее осталась гордость.

Джоан подошла к стеклянным дверям ванной, стараясь не смотреть на смутные очертания обнаженного тела Эрвина под струями воды.

— Тебе не кажется, что все это невыносимо? — спросила она громко, чтобы заглушить шум льющейся воды.

— Я тоже не в восторге, — донесся до нее голос Эрвина. Затем он выключил душ и в следующее мгновение оказался лицом к лицу с Джоан. Бедра его были обмотаны полотенцем, мокрые пряди волос прилипли ко лбу, на сильном, мускулистом теле поблескивали капли воды.

Джоан невольно стиснула руки, с трудом преодолевая желание прикоснуться к нему.

— Тогда сделай что-нибудь! — резко сказала она. — Или я сама этим займусь!

Эрвин принялся вытирать волосы краем полотенца, и оно съехало набок.

— Что это значит? — Он испытующе взглянул на нее.

Джоан вызывающе вскинула голову. После того как она потеряла его любовь, ее уже ничто не испугает.

— Для начала тебе придется выслушать меня. Я хочу рассказать, что именно произошло между мною и Томом.

— Нет! — В его глазах промелькнуло знакомое раздражение. — Я не желаю выслушивать твои россказни, которыми ты надеешься оправдать себя. Меня от них тошнит заранее.

Нет, мне не убедить его, безнадежно подумала Джоан. Даже если встать перед ним на колени и умолять выслушать ее, результат будет тот же самый.

Стараясь справиться с растущим в душе отчаянием, Джоан ровным тоном произнесла:

— Что ж, если ты хочешь решить проблему таким способом, — дело твое. И раз ты продолжаешь оставаться таким бесчувственным и упрямым, то, вероятно, ты никогда по-настоящему не любил меня. Я не собираюсь унижаться перед тобой. Но предупреждаю, я больше не буду играть роль счастливой новобрачной. Я не поеду с тобой в Каслстоув, чтобы там продолжать ломать эту комедию.