С этими словами Эрвин засунул руки в карманы и повернулся к одному из раскрытых окон, словно вид Джоан ему наскучил.

— Завтра я улетаю в Амстердам на несколько недель… На четыре, может быть, пять. Я позвоню тебе оттуда. После того как вернусь, я буду навещать тебя время от времени, а к тому моменту, когда придет срок родить, буду с тобой постоянно. Мы переедем в отель в Фару. Я уже заказал отдельную палату в частной родильной клинике в предместье. В нужное время тебя туда отвезут. Я уверен, — добавил он сухо, — ты согласишься с тем, что тебе нужно узнать о навыках обращения с ребенком еще до того, как он появится на свет.

Джоан слушала эти подчеркнуто деловые планы их образцово-стерильного будущего. Бесстрастные слова поначалу не вызвали у нее никакого желания ответить, когда Эрвин замолчал. Но внезапно, неожиданно даже для самой себя, она воскликнула:

— Эрвин! Ты не должен так поступать с нами!

Он медленно повернулся и взглянул на нее. Глаза его показались Джоан пустыми, словно за ними не было ничего — ни мысли, ни чувства.

— Дорогая, полагаю, я не единственный, кто не должен бы так поступать «с нами».

Эрвин подошел к столу, раскрыл портфель и вынул из него уже знакомые ей денежные пачки.

— Это принадлежит тебе. Надеюсь, в следующий раз ты распорядишься ими более разумно. Вчера утром, — более мягко продолжил он, увидев, насколько Джоан потрясена, — проезжая деревню, я заметил знакомый фургон возле гостиницы. Принимая во внимание, что твой бывший муж виделся с тобой совсем недавно, я подумал, что он где-то поблизости. Пришлось убедить его вернуть это обратно. — Эрвин подтолкнул к ней пачки с видом глубокого отвращения. — Надеюсь, ты понимаешь, что не должна больше видеться или говорить с ним по телефону. Ему я тоже объяснил ситуацию весьма доходчиво.

Эрвин захлопнул портфель и направился к выходу.

— Я буду звонить тебе, — бросил он через плечо и вышел.

Джоан не пыталась его остановить. Сейчас не имело никакого смысла бежать за ним, спорить, умолять. Эрвин Кросс принял решение, и она не могла заставить его изменить.

Эрвин звонил из Амстердама почти каждую неделю. Отчаяние Джоан понемногу переросло в безнадежность, затем в полную апатию. Он всегда задавал вопросы только по делу, и ей ничего не оставалось, как давать такие же сухие, короткие ответы. Самочувствие у нее хорошее. Она регулярно посещает врача. Да, она ходит на занятия для будущих матерей. Вот и все. Больше говорить было не о чем.

Если телефонные звонки Эрвина вызывали у Джоан депрессию, то его появление собственной персоной повлияло на нее еще хуже. Он приехал однажды около полудня в белоснежной рубашке и бежевых брюках. Великолепный, неотразимый. Джоан же чувствовала себя ужасно. Из-за жары тело ее покрылось липким потом, волосы неряшливо свисали вдоль щек. Она чувствовала себя толстой, безобразной и не захотела с ним разговаривать.

Эрвин уехал вместе с Кармен. И Джоан, свернувшись на кушетке, плакала до изнеможения. Она ощущала себя так, словно упала в темную бездну, которая поглотила ее. Она не думала, что когда-нибудь сможет выбраться оттуда, да и не хотела этого делать.

Во время своего второго визита, почти месяц спустя, он уехал еще раньше Кармен. Экономка была вне себя от возбуждения:

— Сеньор Кросс — замечательный человек! Он так заботится о вас! К сожалению, дела его надолго отвлекают. Однако, — тут глаза Кармен округлились от восхищения, — в последний раз он сказал, что купит нам с мужем машину. И вчера ее доставили! Совсем новенькую! Но только с тем условием, что Орландо в любое время должен будет везти вас, куда вы пожелаете. И разумеется, он захотел убедиться, что Орландо надежный водитель.