Татьяна Устинова. Третий четверг ноября
  
«Но в том еще беда, и видно, неспроста, 
Что не годятся мне другие поезда. 
Мне нужен только тот, что мною был обжит. 
Там мой настольный свет от скорости дрожит. 
Там любят лечь – так лечь, а рубят – так сплеча. 
Там речь гудит, как печь, красна и горяча. 
Мне нужен только он, азарт его и пыл. 
Я знаю тот вагон. Я номер не забыл». 
Ю. Левитанский. «Сон об уходящем поезде». 
  
Конечно, она его не узнала, столько лет прошло!.. 
А сколько лет прошло? 
Два года, что ли?.. Или уже больше? Нет, конечно, больше, больше, три с лишним! Расставались в апреле, а нынче уже ноябрь, значит, выходит три с половиной! 
…И когда они пролетели, эти три с половиной года?! Как успели? 
Конечно, она его узнала. 
Если бы прошло триста лет – ну, даже с половиной, – она бы все равно его узнала. 
Нет ничего глупее вопросов, чем те, которые люди задают друг другу триста лет спустя. 
– Ой, я тебя и не узнала! Ты как? 
– Нормально, а ты как? 
– И я нормально. 
– А зачем ты к нам?.. 
– По делам. А ты все здесь?.. 
– А где же мне еще быть?.. 
– Да мало ли где... 
– Нет, я здесь. Меня повысили, так что... 
Про повышение было сказано не без умысла. 
Умысел пропал втуне. Он не обратил внимания. Он никогда не обращал внимания на такие вещи. 
Она с головой нырнула в сумку – за пропуском. А на самом деле, чтобы не таращиться на него во все глаза. 
Он придержал перед ней дверь – чтобы она не стукнулась в нее лбом. А на самом деле, чтобы не рассматривать ее так уж откровенно!.. 
В вестибюле стало еще хуже, чем на тротуаре. 
Во-первых, потому что голоса разносились по всему огромному и тихому помещению, отдавались от мраморной плитки. Во-вторых, здесь никого не было, кроме охранников за конторкой и нескольких опоздавших, маявшихся возле стеклянной коробки скоростного лифта. 
Лёка вынырнула из сумки. Пропуск зажат в руке, и вид растерянный. 
Он вдруг рассердился из-за этого ее растерянного вида. В конце концов, столько лет прошло!.. И ничего же не происходит. Он не собирается немедленно тащить ее... в «свою пещеру», и вообще никуда тащить ее не собирается! 
Он рассердился и немедленно сказал глупость: 
– Ну, пока! До свидания. 
Она кивнула, он повернулся, и вдвоем они двинули к лифтам – «путь наверх» здесь был только один, общий для всех. 
В полном молчании, плечом к плечу, они подошли к раздвижным дверям и стали. 
– Здрассти, Елена Сергеевна. 
– Добрый день, Слава. 
– Можно я к вам зайду после совещания? У меня вопрос. 
– Да, конечно. 
Слава стрельнул глазами в ее спутника, будто оценил, сделал странный жест, нечто среднее между кивком и поклоном, и отвернулся. 
Хорошо, что половина сотрудников новенькие, подумала Лёка. Никто ничего помнить не может. 
Хотя и помнить-то нечего!.. 
– Здравствуйте, Елена Сергеевна! – у нее за плечом негромко сказал тот, перед которым ей было так неловко, и она с изумлением обернулась и посмотрела. 
– Мы же здоровались! 
– Да мы уж и прощались. 
Да. Это точно. Они уже попрощались. 
Столько лет прошло, она даже не узнала его там, на улице! Впрочем, она сразу его узнала. 
Лифты пришли, как водится, все одновременно, и в просторном хромированном пространстве, увеличенном зеркалами и полировкой, она и он, конечно же, оказались вдвоем. 
– Тебе какой? 
– Шестой. 
Он нажал две кнопки. Она не стала смотреть, какая вторая.                                                                      |