Георг вставал рано утром, разжигал камин, затем ненадолго возвращался в постель, ожидая, пока в комнате станет теплее, затем садился за свой письменный стол и просматривал государственные бумаги. В то время Уилкис, к счастью, благополучно пребывал в изгнании. Гренвил, которого Георг называл не иначе как мистер Гренвил и отказывался обращаться к нему по-иному, стал слишком самонадеян, считая себя незаменимым. Возможно так оно и было, поскольку Питт не мог вернуться в правительство. Но король старался не думать о непримиримости своих министров, потому что как только он вспоминал об этом, у него возникала головная боль, а порой он даже терял сознание.

Он радовался как ребенок, когда ему удавалось вырваться из Сент-Джеймса и отправиться в Ричмонд. Какое удовольствие проехать по сельским дорогам, перекинуться парой фраз с прохожими, быть королем-сквайром, с которым каждый рад побеседовать. Милые, розовощекие сельские девушки, неуклюже приседающие перед ним в реверансе; малыши, уткнувшие свои мордашки в материнские юбки. «А ну-ка подойди, – весело говорил он, – разве тебе не хочется поздороваться со своим королем?» «О, сир, он смущается, – выговаривали ребятишек их матери, – но когда он подрастет, и я расскажу ему, что сам король разговаривал с ним, а он прятался за мамину юбку и не посмотрел на него!» Георг гладил головку малыша и говорил ему, чтобы тот слушал свою маму, целовал маленькую девчурку – больше всего ему нравились маленькие девочки в муслиновых платьях и белых фартучках.

Георг посещал фермеров, обсуждал с ними виды на урожай. Однажды, гуляя по сельской дороге, он наткнулся на застрявшую в колее крестьянскую телегу. Крестьянин пытался поднять ее, и Георг помог ему, подставив свое плечо под колесо. А как было приятно, когда крестьянин узнал его и, запинаясь, начал недоверчиво благодарить. Он поступал так в естественном порыве, непринужденно, не задумываясь о своем величии и, естественно, снискал любовь простого люда.

Все было бы хорошо, уверял он себя, если бы только он мог сделать Англию процветающей страной и утихомирить своих министров в Палате общин. Фигура Питта маячила перед королем и его правительством. Если бы только можно было убедить Питта не выдвигать таких требований, быть чуточку менее автократичным, насколько облегчилась бы тогда жизнь; и каким удовлетворением стало бы для короля сотрудничество с таким выдающимся министром. Оглядываясь назад, Георг понимал, какую серьезную ошибку допустили они с Бьютом, вообразив, что «дорогой друг» такой же сильный, умный, дальновидный и значительный политик как и сам Великий простолюдин.

Ну вот, как всегда он вернулся к тяготам государственных дел. Неудивительно, что ему захотелось удрать в Ричмонд.

Георг глубоко сознавал свою ответственность перед семьей. Его братья оказались несколько распущенными, что вовсе не было странным, учитывая тот замкнутый образ жизни, который им приходилось вести до сих пор. Вдовствующая принцесса так боялась, что царящая при дворе безнравственность окажет на них дурное влияние, что по мере возможности держала их в изоляции. Выйдя в свет и не имея ни цели в жизни, ни того положения, которое занимал их брат, ни присущего ему чувства долга, они, вполне естественно, пустились в разгул.