Катажина поднесла руку к глазам.

— Где это я так испачкалась? Что-то липкое... — Она взглянула на халат и на уровне колен увидела небольшое белое пятно. — Краска или еще что-то.

Достав носовой платок, она вытерла руку.

— Давайте зайдем ко мне, — предложила Садецкая и отступила в глубь комнаты. Дверь с выломанным замком заскрипела.

— Не хочется вас беспокоить, — сказал Вечорек.

— Спать я все равно не буду. Не смогу. Пожалуйста.

Катажина и Вечорек решительно вошли.

Магдалена присела на кровать и показала им на стулья. Вечорек прикрыл дверь и, придерживая ее руками, встал у входа.

— Неприятно, должно быть, жить сейчас в комнате, которая не запирается? — добродушно спросил он. — Мы с женой только что говорили о том, какая вы смелая — ведь все это так страшно, правда? Кошмарная история! Не каждый день случаются такие чудовищные вещи! Мы оба решили, что это был маньяк, проще говоря, сумасшедший. Должно быть, он как-то смог сюда проникнуть. Мы так считаем, хотя все твердят, что здесь на редкость надежные решетки, собака и сигнализация. Но чудес не бывает. И никто из живущих в замке не оставляет впечатления душевно неуравновешенного человека. Разве что... — он перешел на театральный шепот, — разве что пан Вильчкевич. То есть это нам с женой так кажется, но упаси Бог, мы его не подозреваем! Это слишком тяжелое обвинение, чтобы вешать его на всех подряд. Со временем приедет полиция, и скорее всего станет ясно, что мы ошибались. А вы что думаете обо всей этой истории? Между нами, конечно.

Магдалена глубоко вздохнула и вдруг задрожала, как от приступа лихорадки.

— Я? Я пытаюсь ни о чем не думать, — сказала она тихо. — Я страшная истеричка. Вела себя как идиотка, но этот звон, знаете ли... Потом, на лестнице, я было заставила себя поверить, что это чья-то глупая шутка. Подумала на Марчака с Жентарой... и даже на вас! Решила, что, может, вы как поэт вздумали для знакомства так пошутить. Но когда я увидела... — Садецкая вновь вздохнула. — Это ужасно! Я ничего не понимаю, ничего... Этого не могло случиться — но все же случилось!

— Да-да. Мы с мужем чувствуем то же самое, — кивнула Катажина. — Это похоже на какой-то страшный театральный спектакль. Вот-вот окажется, что стрела бутафорская, а актер жив и невредим и кланяется публике. А потом зажжется свет, и мы разойдемся по домам. Но только... все это правда.

Магдалена подняла руку и тут же безвольно опустила ее.

— Боже, как я устала. А уснуть не могу. Приедет полиция, будет нас мучить. Что? Кто? Когда? Это будет хуже всего! Говорить совершенно с посторонними людьми! Они ведь даже не дадут нам уехать отсюда. Да еще эти дурацкие фрески! Пусть тут перебьют хоть сотню хранителей — работу нужно будет сдать, иначе не заплатят. А я не так богата, чтобы позволить себе бросить работу, когда она почти готова. Вы и не знаете, как вам повезло, что как только окончится следствие, вам удастся уехать из Боров, чтобы никогда сюда не вернуться!

— Но в сложившихся обстоятельствах вас наверняка никто не станет принуждать...

Магдалена только слабо улыбнулась.

— Ну, мы пойдем, — сказал капитан. — Если вам вдруг станет плохо, постучитесь к нам. Без всякого стеснения!

— Большое вам спасибо. Вы идете к себе?

— Да. Впрочем, не знаю. Мне как-то сейчас не сидится на месте. Мы бродили по замку, думали, может... — Он развел руками. — Ведь если этот маньяк где-то прячется, то наш долг...

— Стефан у меня такой! — с нескрываемой гордостью сказала Катажина. — Не испугается и сумасшедшего с арбалетом, если надо исполнить свой долг.

Магдалена молчала, лишь на ее губах опять мелькнула слабая вымученная улыбка.

Уже в дверях их настиг ее негромкий возглас:

— Спасибо за спички.