Девку, которая будет гнаться за Бобром с Хрюшей, тоже придется убить. Хотя он еще подумает, может, пожалеет.

Только вот куда запропастился Кирдык? Время идет, а его все нет. Неужели тоже решил поиграть в догонялки?

Хотя что взять с придурка - смешной, вечно краснеющий и потеющий, почти всего боящийся Кирдык… Вот она, развилка, а вон и бочка.

Возле нее, как и положено, охрана. Кто-то из молодых, не видно только, парень или девчонка.

Нужное дерево в стороне, надо идти тихо, так, чтобы ни одна веточка под ногами не хрустнула.

Но он это умеет, научился за годы.

Вдалеке раздаются голоса, кто-то приближается.

«На всякий случай! - думает Бонза. - На всякий случай!..»

Снимает ружье с предохранителя и взводит курок.

Голоса становятся все ближе и ближе, неясная тень возле бочки увеличивается и начинает превращаться в залитую лунным светом девичью фигуру.

Внезапно в голове у Бонзы что-то взрывается. Он никогда еще не испытывал такого внезапного приступа боли, будто кто-то вогнал острый нож под черепную коробку и начал вращать его там, разрезая мозг на части, отделяя один пласт от другого. Вот-вот от боли лопнут глаза, в которых вдруг засветились синие и зеленые искры. Бонза пытается сдержать крик, но у него это не получается, слишком сильна боль. Он падает на землю, не выпуская ружья из рук.

Разноцветные искры в глазах гаснут, наступает полная темнота.

14.

Странный. Иначе не скажешь. Хотя не получится. Промявкать, проурчать, прошипеть, но не сказать.

Бонза открывает глаза, темнота не проходит. Зато он чувствует, как что-то стягивает его множеством тонких веревочек. Пытается пошевелиться - тщетно. Руки примотаны к телу, ноги связаны. Вдобавок ко всему веревочки эти - живые. У каждой свой голос, хорошо различимый в кромешной тьме.

Можно попытаться сосчитать. Один голос - одна веревочка. Четыре голоса - четыре веревочки. Тонких, но прочных, не порвать, разве что сами развяжутся.

Странный. Иначе не скажешь…

О ком это? Неужели о нем?

Тьма достает, он пялит в нее глаза, но все еще ни зги не видно… Хотя нет, что-то начинает просматриваться, тьма сереет, четыре сероватых тени окружили его. Отчего они кажутся такими большими, ведь обычно эти паршивцы маленькие, размером с обычную кошку. Всегда их не любил, ждал подвоха. Твари. Мерзкие, противные твари, наушники Старшей.

Они все странные…

Это не слова, обрывки чего-то, что нельзя даже назвать мыслями. Просто сгустки какой-то энергии, похожие на больших ночных бабочек или на маленьких летучих мышей. Голоса обвивают его веревками, а то ли бабочки, то ли мыши впиваются в кожу своими крепкими, острыми зубками.

Есть хорошие странные, а есть и плохие…

Этот - плохой…

Они обсуждают его. Оглушили, спеленали, положили на землю, а сейчас обсуждают. Обмениваются сгустками, решают, что делать дальше…

Если тьма рассеется, то он поймет, как ему быть. Но пока почти ничего не видно, лишь четыре хвостатые тени, две - слева от него, две - справа.

Надо сказать…

Раньше он никогда их не понимал, хотя и чувствовал, что они разумны. Откуда все же они взялись? Он теряет время, сейчас он должен быть в засаде и ждать своего часа.

Передай, чтобы сказали…

Никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным, лежит на усыпанной хвоей земле и не может пошевелиться. И тьма, тьма, клубящаяся, хотя и не такая уже беспросветная, как несколько минут назад.

Передал…

Ждем ответа…

На самом деле он слышит просто какие-то звуки, но бабочки и мыши, покусывая его плоть, переводят эти звуки в слова. Никогда не любил бабочек и летучих мышей. Бесполезные твари, как комары и мошка. Лучше уж муравьи и пчелы. Он нас слышит…

Это не страшно, он неподвижен… Как они оказались здесь? Мы тебя прочитали…

Они с ним разговаривают.