В силу своей убежденности, что был сбит один-един­ственный самолет, он никогда не придавал особого значе­ния противоречиям и непоследовательности официальной истории. Что касается различий между японской и амери­канской версиями событий, он приписывал их политиче­ской позе обоих правительств. Но сейчас я придал массе фактов взаимосвязи и привлек его внимание к свидетель­ствам о количестве сбитых самолетов.

Он понял, что я могу оказаться прав. Я пригласил его к себе, чтобы он мог взглянуть на документы, которые я со­брал, и осмотреть фрагменты, найденные на берегах у Сай и на острове Окушири. Мацумото стал чрезвычайно озабо­ченным. Он был молодым, начинающим репортером и все еще находился под влиянием жесткой дисциплины япон­ской школьной системы, в которой уважение к власти и повиновение старшим является первостепенным. Вот по­чему он был не способен, по крайней мере поначалу, при­знать, что документы JASDF могли умышленно утверждать, что эти фрагменты являлись остатками самолетов-мишеней, хотя в действительности принадлежали корейскому авиа­лайнеру. Его первая реакция заключалась в том, чтобы при­нять, не задавая вопросов, тот факт, что обломки являют­ся остатками мишеней только потому, что так утверждала JASDF. Вопрос о том, чтобы поставить под сомнение заяв­ление властей, имел для него буквально сакральное значе­ние. И идея проведения расследования, чтобы доказать их ошибочность, была, для Мацумото призывом к совершению преступления против государства.

Но мне удалось посеять сомнения, и как репортер Ма­цумото знал, что должен делать. Его главный редактор по­ручил ему встретиться со мной, чтобы он смог получить для газеты как можно больше информации, и он не мог отка­заться от этого задания. Он должен был стать свидетелем моих усилий определить, правду ли говорили представите­ли JASDF, заявляя, что обломки принадлежат самолетам-ми­шеням. Я буквально ощущал конфликт между его уважени­ем к властям и его обязанностями как репортера. Послед­ние победили. На следующий день он отправился со мной в штаб-квартиру японских воздушных сил самообороны, где связался с офицером штаба.

Капитан М. уже ждал нас. Он был пилотом, временно прикрепленным к штабу. Мацумото уже объяснил ему по телефону о цели нашего визита. Но, к сожалению, у него не было документов о так усиленно обсуждаемых самолетах-мишенях. «Ну мы на самом деле не так часто их использу­ем», — сказал он нам. Я показал ему один из фрагментов с ячеистой структурой, который принес с собой, и спросил, что он о нем думает.

«Может ли это быть обломком от одной из ваших ми­шеней?»

Капитан М. внимательно рассмотрел фрагмент.

«Я не инженер. Я пилот и видел мишени только на рас­стоянии. Но одно я вам могу сказать, наши мишени нико­гда не красятся, а здесь я вижу следы краски. Кроме того, наши мишени используют металлическую арматуру. И, учи­тывая размеры вашего фрагмента, я сомневаюсь, что это часть самолета-мишени. Мы используем их для трениро­вок в стрельбе из пулеметов, которые обычно оставляют множество отверстий. Мы никогда не используем мишени для тренировок в стрельбе ракетами, потому что это было бы слишком опасно для самолета-буксировщика. Поэто­му наши мишени не рассыпаются в воздухе, они сохраня­ют свою обычную форму, даже если под конец они выгля­дят как сита. Я не могу быть абсолютно уверенным, но я не думаю, что этот фрагмент является частью нашей мишени. Для того чтобы быть в этом совершенно точно уверенны­ми, вам нужно, чтобы его изучил производитель».

Затем капитан взял лист бумаги и, сделав набросок са­молета-мишени, протянул его мне. Мы поблагодарили его и вышли.