— Второго выхода нет, — сказал за спиной Муравьев.
— Понятно. Ты, Игорь, здесь останься, в палисаднике, цветочки там всякие посмотри... Понял?
— Так точно.
— Белов и Полесов, за мной.
Входная дверь была закрыта, и Данилов постучал. Осторожно постучал, как приятель. В глубине квартиры по-прежнему мягкий актерский голос рассказывал о значении творчества Горького.
Иван Александрович ударил сильнее, потом еще. За дверью закончилась передача о Горьком и начался концерт Александровича.
— Так мы до вечера колотиться будем. Видимо, Григорий Яковлевич давно уже ушел. Ты, Сережа, сбегай за дворником или слесаря приведи, жалко же дверь ломать.
— А зачем, — усмехнулся Белов, — замок здесь английский, давайте я в окно влезу и открою.
— Я тебе влезу, ишь жиганское отродье, — раздался за спиной голос.
Данилов оглянулся. В проеме двери стояла старушка.
— А я сижу и думаю, не к квартиранту ли моему гости? Вроде военные. Значит, к нему. Он спит, всю ночь дежурил, теперь не добудишься.
— Правильно, мамаша, — сказал Степан, — мы к Григорию Яковлевичу, к нему самому.
— С работы, что ли, или так, друзья?..
— Мы из милиции, мамаша, — прервал ее Данилов, — вы уж откройте скорее, дело у нас к вашему жильцу срочное.
— Ну, если казенная надобность...
В маленькую прихожую выходили три двери.
— Вон там его комната.
Данилов дернул ручку, дверь была закрыта изнутри.
— Вы постучите, он спит.
— У вас есть второй ключ?
— Да там задвижка...
— Степан, — Данилов достал наган. — Вы бы к себе в комнату пошли, повернулся он к испуганной старушке.
Полесов отошел на шаг и ударил плечом дверь. Створки разошлись, комната была пуста.
Когда-то один из учителей Данилова, старый оперативник Покровский, говорил, что жилище может многое рассказать о характере человека. Иван Александрович бывал в квартирах, на которые наложила отпечаток человеческая индивидуальность. Ох, сколько он их повидал за время работы в угрозыске! Всякие он видел. Но были и такие, как эта. Здесь ничто не говорило о характере и склонностях хозяина. Убогая старая мебель, пустой шкаф, под кроватью чемодан с грязным бельем.
— Позови Игоря, найди понятых и начинайте обыск, — приказал он Полесову, — а я пойду с хозяйкой поговорю.
Иван Александрович постучал в соседнюю комнату и скорее догадался, чем услышал приглашение войти. Хозяйка сидела в углу под иконой и, глядя на дверь, быстро крестилась. Маленькая, седенькая, с жидким пучком волос на макушке, она была похожа на белую, добрую, ручную мышь, впервые в жизни увидевшую кота.
— Да чего вы испугались-то? — приветливо улыбнулся Данилов. — Полноте. Ваше имя-то как, отчество?
— А ты, поди б, не испугался, если бы к тебе такие ловкие пришли? А имя мое Нина Степановна.
— Вы успокойтесь, мы вам ничего дурного не сделаем. Мы же милиция.
— Вам видней, уважаемый, — хозяйка опять перекрестилась. — Вам видней. Вы молодые, грамотные, значитца, зачем старуха-то вам?
— Да что вы, что вы, мы к вам претензий не имеем. Мы вот к жильцу вашему.
— А я ему говорила. Ох, говорила. Ты человек, мол, военный, откуда продукты-то берешь? Одному столько не дадут.
— Какие продукты?
— Да всякие: и мука у него, и сахар, и мясо всякое. Он говорил: родственники привозят. Значит, из-под Москвы. А я все равно не верила. Что это за родные такие, чтобы сахару — три мешка, сухофруктов — тоже мешок, консервы опять же.
— А где он это держал все?
— Да на чердаке. Потом к нему его барышня приезжала. |