Теперь его нет.

Девять ступеней вниз…

На полу возле зеркала среди сплющенных обувных коробок – окровавленное крыло, покрытое змеиной чешуей, в электрическом свете распадающееся на части…

ЖЕРТВЫ

Голуби, вспугнутые шумом, взметнулись с мостовой, закружили над статуей Турандот, над фонтаном, над крышами, а потом снова чинно уселись на бетонных плитах стройки, вплотную примыкавшей к зданию театра. Возведено было уже три этажа железобетонных конструкций, опутанных арматурой, огороженных хлипким забором. Над всем этим торчал кран, но рабочих в этот час на стройплощадке уже не было. Арбатским голубям, оккупировавшим бетонные проемы, никто не мешал наблюдать с верхотуры за уличным действом.

Туристы и просто прохожие стекались к фонтану, привлеченные звуками музыки. Театральная банда встала на якорь у дверей Дома актера. Саксофонист выкаблучивался как мог, появилась пара гитар, импровизированный ударник. Мимы начали разыгрывать сценки, и зрители, толком ничего не понимавшие в уличном перформансе, встречали их шумом и аплодисментами. Кто-то из туристов фотографировал, кто-то снимал на видео.

– Это гей-парад?

– Что вы, это просто актеры, студенты.

– А чего ж парни с накрашенными губами, в юбках?

– А почему нет? Прикольно же!

– Ой, девчонки, а я вон того блондинчика по телику видела в сериале… Эй, это вы на «СТС» хохмили? Нет? Ну очень похож…

– Отойдите, не видите, я снимаю…

– Понаехали тут! На своем собственном Арбате уж и шагу не ступить…

– Э-э… простите великодушно, это конгресс дураков?

– Какого хрена!

– А зачем они все такие ряженые?

Актеры танцевали. В вечернее небо над фонтаном взметнулись шары. Внезапно голуби, гревшиеся в закатных лучах на бетонных плитах стройки, взмыли вверх. Их кто-то спугнул с насиженного места.

Все внимание собравшихся на маленькой площади перед фонтаном было поглощено представлением. На стройку никто не смотрел – на шершавые бетонные блоки, зияющие проемы, ощетинившиеся железными штырями.

В ту сторону, щурясь от солнца, бившего прямо в глаза, глянул мельком только продавец сувениров, скучавший у своей палатки. Уличный перформанс отвлек всех потенциальных покупателей. Майки с надписью «СССР», армейские ушанки с кокардами, вязаные варежки и матрешки, которые обычно шли нарасхват у доверчивых иностранцев, сейчас сиротливо лежали, висели, качались на ветру, невостребованные.

Весь вечерний Арбат смотрел на представление. А торговец сувенирами, ненавидевший артистов, этих сволочей конкурентов, упрямо и тоскливо пялился в противоположную сторону – на фонтан, на забор, облепленный афишами, на витки ржавой арматуры, на испуганных голубей…

Сначала он подумал – ему ЭТО мерещится. ТО, ЧТО ОН УВИДЕЛ в бетонном проеме третьего этажа строящегося здания.

На самом краю бетонной плиты стоял человек. В его руке был пистолет, и он целился сверху прямо в толпу – в студента, наряженного в корсет и розовую балетную пачку.

Бах!

Это был не выстрел. Ударили медные литавры театрального оркестра.

Торговец сувенирами зажмурился. Потом открыл глаза. И не узрел того, что видел секундой раньше. Бетонная площадка была пуста.

ПОМЕРЕЩИЛОСЬ… Торговец невольно вытер вспотевший лоб. Слава богу, померещилось… И привидится же такое, вот черт… А все жара… Торчишь на улице день-деньской, бабки с приезжих выжимаешь… ушанки армейские, матрешки… вот черт…

Он отвернулся от стройки и потихоньку начал сворачивать свой сувенирный ларек. Театральная банда входила все больше и больше в раж. Студенты отрывались от души, веселились сами и хотели развеселить Арбат.