— Вообще-то, люди убивали друг друга во все времена, начиная с сотворения мира, — заметила я, рискуя потерять расположение свидетельницы. — У вас есть для меня какая-нибудь конкретная информация?

— Я вот видела в «глазок», что ты соседской квартирой интересуешься. Пустое! Там нет никого и не может быть, потому как она опечатана, — рассудительно заметила бабуля, в ее голосе так и сквозила твердая убежденность в своей правоте. — Да, там убийцу искать без толку — она опечатана. Продать ее хотели незаконно, вот теперь судебное разбирательство идет. Жила там одна женщина, в моем возрасте. Умерла, а сын, пока она болела, носа сюда не казал, а потом на себя все быстренько оформил и почти продал квартиру. Но у Нины Тимофеевны еще дочка есть, в Сибири живет, ребеночка родила и не смогла на похороны приехать, а теперь с братом судится за наследство.

— С этой квартирой все ясно, а вот по поводу убийства Ксении вы можете что-либо сказать?

— А что тут скажешь? Жалко бедняжку, и Алексея жалко, и Артема. Очень порядочная, можно сказать, идеальная семья была. Знаете, у них была редкостная способность, несмотря ни на что, жить счастливо, это со стороны сразу видно, — старушка тяжело вздохнула.

— Что значит — несмотря ни на что? У Демидовых все-таки были какие-то проблемы?

— Да какие там проблемы! Все житейское. Алексея на заводе сократили, он долго работу не мог найти, потом свой бизнес организовал. Только материальное благополучие наладилось, так новое горе, — женщина вытерла выкатившуюся из правого глаза слезу. — Когда это произошло, меня дома не было, я в поликлинику ходила, к эндокринологу. Возвращаюсь, смотрю — милиции полон двор, меня в подъезд не пускают, даже паспорт потребовали, но у меня с собой только «пенсионка» была. Со мной в квартиру вошли, все обыскали здесь, аж на антресоли лазали… Потом Ира, дочка моя, пришла с работы, за ней зять. У них тоже документы проверяли.

— Больше вы ничего не можете добавить?

— Так сразу и не сообразишь.

— Тогда я, пожалуй, пойду.

— Постойте, я могу вам сказать, кто в то время дома был. Это ведь вас интересует?

— Алексей Евгеньевич уже посвятил меня в это.

— Ну да, ну да, — по лицу пенсионерки было видно, что она разочарована моей осведомленностью на этот счет.

Кроме того, мне показалось, что она все-таки что-то знает, но не решается рассказать.

— Наверное, у вас есть своя собственная версия по поводу убийства Ксении? — спросила я как можно мягче.

— Есть, правда, я ни в чем не уверена, — бабуля перешла на заговорщицкий шепоток. — В тридцать третьей квартиранты живут, лица кавказской национальности. Семья вроде бы порядочная, трое детей, но к ним много таких же кавказцев ходит… Что у них на уме — неизвестно. А если тебе кто-то скажет, что это Полежаев из пятой квартиры, не верь. Санек парень хороший, добрый, уважительный, всегда со мной здоровается, как-то помог сумки тяжелые донести, лифт у нас тогда не работал. Вот, собственно, и все.

— Спасибо за информацию. Больше вы ничего не хотите добавить?

— Нет.

— Тогда я пойду. До свидания.

Общение с одной из «активисток» дало кое-какие результаты. Квартирантов из тридцать третьей квартиры стоило взять на «крючок». Однако разубедить меня в том, что преступник мог скрыться за опечатанной дверью, старушенция не смогла. Возможно, именно там он отсиделся, пока менты не уехали, поэтому проверить двадцать четвертую квартиру совсем не мешало.